Так вот, однажды, значит,
Из леса воротясь
На хату, как заплачет
Вдруг Даша, повалясь
Ничком в свою перину,
Лицо в подушке скрыв
(объелась будто хины).
Конечно, бабку Нину —
Ведунью местных див —
К ней пригласили тут же,
Заставили отвар
Принять. Ей стало лучше,
И спал немного жар.
– Ох, Даша, что с тобою?
– Отстаньте от меня!
Её – святой водою,
Она – брыкать ногою…
И так четыре дня.
А после (странно даже,
Что помню до сих пор)
Всё изменилось в Даше:
Поблекший мутен взор,
Болезненные тени
Бесцветного лица;
Вся постоянно в лени,
И приступы мигрени
Без края и конца.
Бывало, раньше, встанет
С кровати утром – в путь! —
Вокруг с улыбкой глянет,
Займётся чем-нибудь,
Под милое болтанье,
Под песни нежный звук…
Теперь же всё в молчанье.
Ну, что за наказанье
Нашло на Дашу вдруг?
Никто не знал об этом
Тогда. Старушки ж, вновь
И вновь, по всем приметам,
Винили в том любовь…
Мне было не до сплетен
В те дни: по кабакам
Я шлялся, духом беден,
Издалека заметен
Таким же дуракам.
Бузил я и скандалил,
Лез в драку ни за грош.
Меня бред хмеля жалил
Сильней, чем злая вошь.
Тоска мне сердце грызла,
Глаза смотрели врозь,
И тело всё раскисло.
Не понимая смысла,
Я видел всё насквозь!
Мой друг, кузнец Никита,
Так звал меня домой,
Аж морда вся разбита
Моя (его рукой)
Была. Я ни в какую
Уняться не хотел,
Кричал на всю пивную:
– Пью за мечту большую —
За пышность бабьих тел!
Орал безумным басом:
– Начальник наш дурак!
Когда б телячьим мясом
Кормил он не собак
Своих борзых – охочих,
А славных работяг,
То, средь довольствий прочих,
Снискал б хвалы рабочих.
А это не пустяк!
Открыть ли мне вам тайну,
Затем, чтоб доказать,
Что пал я не случайно?
Открою, что скрывать…
Известный бабник, Яшка,
Трепался всем о том,
Что с ним бывала Дашка,
«та самая дурашка»,
В лесочке под кустом!
Любил я Дашу, честно,
Давно по ней страдал.
Подушкам лишь известно,
Как ночью я рыдал,
О Дашеньке мечтая…
Она же, на меня
свой взор не обращая,
Было мне, как чужая,
Совсем мне не родня.
Я пил тогда безбожно.
От горя, пил и пил.
Был б трезвым, то, возможно,
Я б Яшку придушил.
А так, об нечисть эту
Кулак лишь свой разбил,
Призвав его к ответу.
В отбитую котлету
Всего лишь превратил…
Но, Даша… Как нелепо!
Сказали мне потом…
Перекрестясь, на небо
Взглянула, и свой дом
Оставив, вдаль куда-то
Направила свой след.
Уж ночь упрятать рада
Была красы заката,
А Даши нет и нет.
Такого не бывало
Ни разу до тех пор.
Сё бабку взволновало.
Слезами полон, взор
Стремился видеть дивной
Дочурки красоту.
Вдвоём с ведуньей Ниной
Они, дорогой длинной,
Шли за верстой версту.
Но поиск был негоден.
Как раз, в тот поздний час,
Моряк, Степан Болотин,
Не отрывая глаз,
С недоуменьем явно,
Глазел на гладь реки.
По ней, совсем недавно,
Так медленно и плавно,
Вдруг разошлись круги.
До этого, неробко
(так совесть подвела),
Глядел на Дашу Стёпка,
Как в воду та вошла.
В кустах он притаился,
Затей безумных полн.
Уже развеселился,
Но, вдруг… Лик девы скрылся
Под сенью тихих волн!
Он мог бы прыгнуть в воду,
Помочь ей – был он смел! —
Но, так уж вышло, сроду
Он плавать не умел…
Всё разом помутилось
В моей больной душе,
Как Даша утопилась.
Но это приключилось
Давным-давно уже.
– Ах, Даша, Даша… Жалко
Рассказ кончать на том,
Что ты почти русалка,
Твой дом на дне речном.
Ты не грустишь, родная?
Я тоже не грущу.
Судьба у нас такая…
Живу я, твёрдо зная,
Что Яшке отомщу!
Покоя не найдёт он
Вовек, пока я жив.
Пусть я уже измотан,
Искусством местных див
Я вскоре овладею,
Коварным волшебствам
Дать выход в свет сумею.
И этому злодею,
Как должное, воздам
За все его заслуги!
Нашлю своей рукой
На Яшку я все муки.
А радость и покой
Души его жестокой,
Увы, не доживут
До старости глубокой!
В одной стране далёкой,
Где пальмы не растут…