Я не собиралась объяснять ему, как в действительности обстоят дела. Хватит, обо мне больше ни слова. Моя жизнь – дорога одиночки, полная выбоин и рытвин. Я никого туда не пущу.

– Давай за работу, – сухо пробормотала я, сворачивая разговор.

Не дав Джеймсу времени на ответ, я повернулась к нему спиной, возведя крепкую невидимую стену между собой и всеми остальными.

Я начала расставлять бокалы, как вдруг странное ощущение заставило меня поднять голову.

Мой взгляд пробежал по залу, пока не остановился на фигуре возле входа. Прислонившись плечом к двери в зал, среди вспышек света и тени, затеявших на нем причудливую игру красок, стоял вчерашний парень.

Между нами никого не было, его никто не загораживал, можно сказать, сейчас я увидела его впервые во всей красе.

Что он держит во рту? Непонятно, что-то тонкое. Очень высокий, внушительный, но стройный, волосы редкого темно-рыжего цвета подчеркивали агрессивное очарование угловатого лица. Радужки его глаз настолько светлого голубого цвета, что казались сюрреалистичными. Словно вырезанные из камня скулы и гармоничные мужественные черты соединялись в лицо, от которого невозможно было отвести взгляд.

Одна мысль обожгла меня, прежде чем я успела разорвать ее на части: он непристойно красив.

Однако резкая яркая красота скрывала что-то глубоко неправильное, смертоносное, безумно завораживающее и пугающее – вроде клинка убийцы или мерцания паутины паука, готового укусить.

Если у ангела смерти есть лицо, то оно именно такое.

В окружавшей нас темноте под дугообразной линией темных бровей выделялись привлекшие мое внимание еще вчера пронзительные глаза. Чертовски глубокие, мрачные, словно наполненные эмоциями, они смотрели лишь на одного человека.

Только на одного – на меня.

Она была кляксой в дневнике сумасшедшего. Неугомонная и обаятельная, с чернильной душой и нервозной усмешкой вместо улыбки.

– Пятый столик?

– Сделай этот безо льда. Важно, чтобы безо льда. Не забудь, ладно?

– У меня «Дайкири», два бокала шардоне и виски сауэр.

– «Тьму и бурю» на двадцать шестой. Сможешь приготовить вместе с заказом для двадцать второго? Я бы сразу два отнесла.

– Джеймс, пятый столик!

Нетрудно понять, почему при нашей первой встрече Зора так злилась. В часы пик некогда было вертеть бутылками и жонглировать стаканами, а их опытнейший бармен порой слишком спокойно относился к авралу.

Джеймс насвистывал, спокойно перемешивал ингредиенты, расправлял листочки мяты, чтобы они выглядели идеально. Как известно, искусство не терпит суеты. Джеймс, несомненно, был хорош в своем деле, но профессионализм заключается еще и в умении справляться с большим наплывом заказов, а он слишком долго возился с каждым коктейлем.

– «Тьма и буря». – Я поставила стакан на поднос официантки, отправляя его на двадцать второй столик, за что она с улыбкой поблагодарила меня, прежде чем пойти к лестнице, ведущей на этаж с диванами.

Прошел всего лишь день с моей первой смены, а я уже, кажется, освоилась. Правда, еще предстояло узнать, где лежат некоторые нужные мне вещи, выяснить точное месторасположение определенных ликеров и продумать порядок приготовления коктейлей, чтобы они попадали к клиенту красивыми и холодными, – впрочем, я надеялась быстро усвоить и это. Как я уже успела понять, клиентура у нас элитная: элегантные пары, женщины в вечерних платьях и перчатках, люди с эклектичным вкусом, любившие погружаться в уникальную и изысканную среду.

– Сделаешь мне «Гимлет»? – Руби поставила поднос на стойку, постучала по ней ухоженными ноготками и улыбнулась.

Пока я готовила заказ, она легла грудью на гладкую поверхность стойки и потянулась, как кошка. Сегодня она собрала волосы в полухвост и закрепила их заколкой, а кожа у нее сияла так, что казалось, будто она светится изнутри. Судя по всему, Руби за собой ухаживала, и на мгновение я задумалась, каково это – иметь время на то, чтобы баловать себя всякими косметическими процедурами, да и вообще – красить ногти и делать себе прически.