Рита, доев бутерброд, посмотрела на тарелку.

– Бери, бери!

Франц Викентьевич пододвинул к ней тарелку. Рита выбрала бутерброд. Когда не осталось ни одного, Франц Викентьевич принес ей подушку и одеяло.

– Спокойной ночи!

Под утро он проснулся. Рита всхлипывала. Он зашел в комнату, одеяло было на полу. Рита, свернувшись калачиком, дрожала от холода. Франц Викентьевич поднял одеяло. Накрывая Риту, расправил складки, погладил ее по голове. Уснуть он больше не смог.

– Правильно люди говорят, яблоко от яблоньки…

Екатерина Романовна стояла у подъезда.

– Что такое?

Франц Викентьевич поставил сумку с продуктами на землю.

– Туда вон погляди!

Франц Викентьевич обернулся: на скамейке, опустив голову, курила Рита.

– Что стряслось?

Он забрал у Риты сигарету, затушил, бросил в урну. Она резко встала, но Франц Викентьевич поймал ее за руку.

– Дома расскажешь.

Франц Викентьевич поставил чайник на плиту. Рита вздохнула.

– Я у мамы была, в больнице. Ей операцию сделали.

– Удачно?

– Не знаю. Врач говорит, нормально.

– Ну и хорошо.

Франц Викентьевич налил ей чаю. Рита взяла чашку, отхлебнула глоток.

– Лекарства нужны! А этот… короче, отец запил с дружками, а карточка мамина у него.

Рита сжала кулаки.

– Так, не дергайся!

Франц Викентьевич погладил Риту по голове.

– Придумаем что-нибудь, у меня поживешь, пока мать не вернется.

Франц Викентьевич играл на аккордеоне редко и то только для себя, но сегодня у него был слушатель. Рита сидела, не шевелясь, завороженная его мелодией, и встала только тогда, когда он закончил.

– Я пойду…

– Да, да, уже поздно.

Франц Викентьевич ночью снова подошел к Рите. Она спала. Одеяло было на месте, но он все равно долго поправлял его и еще дольше не уходил из комнаты.

– Здрасьте!

Екатерина Романовна с веником в руках застыла на лестнице. Рита открыла дверь своей квартиры, и Франц Викентьевич вошел внутрь. Сначала ничего не было слышно, затем звякнуло стекло, грохнулась на пол табуретка, послышались выкрики.

– Ты воще кто такой?!

– Какие, на хрен, лекарства?

– Какая карточка?

– Ритка?

– Моня, гля, она у этого козла ночует!

– Колек, вмажь ему, чтоб знал!

– Ба-бах!

Дверь открылась, и на пороге появился Франц Викентьевич. Из его разбитого носа стекала кровь.

– Ой, батюшки!

Екатерина Романовна уронила веник. Франц Викентьевич, зажав нос рукой, вошел в свою дверь, Рита – следом за ним.

– Вроде все.

Рита вытерла подтеки на щеке, отложила полотенце. Франц Викентьевич не шевелился.

– Все! Вам плохо?

– Нет, наоборот… Спасибо, Рита.

Франц Викентьевич даже не ложился. Он ходил по комнате, пытался смотреть телевизор, заваривал себе чай и лишь к утру открыл шкаф и снял с вешалки красное платье. Рита спала, лежа на боку. Франц Викентьевич присел на диван и поцеловал Риту в щеку. Она открыла глаза.

– Вы… Вы это зачем?

Рита, схватив одеяло, вскочила с дивана. Франц Викентьевич протянул ей платье.

– Рита, это не то… это подарок!

– Зачем?

Рита бросилась в прихожую и, открыв дверь, выбежала из квартиры.

– Эй, Колек! Зенки открой!

– Моня, это чо, утро, што ли?

– Утро, утро, гля, кто!

– Во, Ритка…

Рита попыталась пройти мимо стола, но отец поймал ее за руку.

– А Фокке-Вульф чо?

– Чо, чо, не видишь, свалила она от него. Гадом буду, приставал, тварь!

Моня звякнул пустыми бутылками.

– Ах он козел, убью!

Рита дернулась, но отец больно сжал ее руку. Моня слил в стакан остатки самогона.

– Не кипишуй, Колек! На хрена мочить? Бабки с него струсим, пойло-то кончилось!

Отец с силой развернул Риту к себе.

– Ну чо, было, было? Говори!

Рита вырвала руку.

– Пошел ты!

Телефон зазвонил неожиданно.

– Да, доктор, я, Рита. Плохо? Я сейчас приеду! Нет, лекарства еще не купила… я достану деньги, ну, завтра или послезавтра… да, да, я все поняла.