Тут она остановила внушение, заинтересовано осмотрела собеседницу, внимательно слушавшую и уже по-простому добавила:
– Только делать вид что поборола брезгливого «червя» и навсегда прибила его в себе, я тебе не советую. Троица не смотрит на то, как мы едим, и едим ли вообще то что бросается в дыру. А это говорит, что ОНИ просто знают наверняка, жив в нас ещё порок или уже нет. И не спрашивай, как ОНИ это делают. Сама не знаю. Я уже третий день тут сижу и, кажется, совсем перестала брезговать и то не выпускают. Видно, какие-то остатки чувствуют. А тебе, судя по твоим желудочным позывам в этих «хоромах» ещё долго мух развлекать.
– Что за бред? – вновь взорвалась на эмоциях Райс, – а если я не смогу перебороть это омерзение? И вообще, что мне будет если я откажусь от испытания?
– Обломайся, дщерь царская, – тут же издевательски ответила соседка, – если не сдюжишь испытание, то сдохнешь тут от голода и неминуемой жажды. И поверь, тебя отсюда даже вынимать не станут. Тут сгниёшь. Хотя нет. От голода не сдохнешь, потому что тебя вот эти белые миленькие червячки быстрей обглодают, чем ты с жизнью простишься.
И Апити расхохоталась как ненормальная, разгоняя волновыми движениями подвешенного тела, кишащих вокруг жирных опарышей.
– Этого не может быть! – чуть не заорав в истерике и сверкая заблестевшими от слёз глазками запротестовала рыжая, – я дочь царицы Тиоранты Великой. Они не посмеют меня сгноить в этой зловонной яме среди говна.
– Да не ори ты, психованная! – тут же грозно рявкнула на неё Апити, вогнав привыкшую к «жополизному» почитанию и до крайности избалованную царскую дочь в очередной ступор ничего непонимания.
Ведунья злобно зыркнула на рыжую, исказившуюся в молчаливой гримасе и смачно сплюнув в кишащих опарышей, сквозь зубы процедила:
– Вот теперь я точно знаю, почему нет преемственности власти по царской крови.
И Райс тут же захлебнулась услышанными словами, неожиданно поняв, что белобрысая имела в виду. Вскипевшее в ней чувство права во всём быть правой моментально улетучилось. Она задышала рывками словно уже в голос ревя, осознавая с глубокой обидой, что в данный момент она действительно «никто» и звать её «никак».
Рыжей будто кто мозги прочистил, оставив там лишь одну мысль: следует как можно быстрее забыть, кто она такая и какого рода-племени, тут же вспомнив слова Апити, что, только опустившись ниже нижнего можно выкарабкаться выше всех. Райс ещё нескольких ударов сердца осмысливала эту истину, а затем смиренно опустив голову, спросила уже совсем отчаявшимся голосом:
– Так что-делать-то теперь?
– Да ничего. Пей, да ешь в своё удовольствие, – ответила подруга, пожимая плечиками, – как говаривала моя наставница, вода камень точит не силой, а упорством с настойчивостью. Будешь бороться – победишь. Сдашься – сдохнешь. Всё просто.
– Тебе легко говорить, – пробурчала царская дочь.
– А чё тут сложного? Ты же не с нежитью борешься, а сама с собой. На одной стороне ненужные привычки, на другой голова на плечах. К тому же этот круг сказывали ещё самый лёгкий. Тебе твоё тело помогать станет, когда уж невтерпёж голод с жаждой припрёт.
– Благодарствую, – недовольно пробурчала Райс, – успокоила.
– Да не за что. Коль приспичит, обращайся. Мне языком молоть не жалко.
Наверху вновь послышались гулкие шаги и в жижу булькнули два кожаных мешка, окатив девок зловонными брызгами.
– О, обед, – наигранно радостно возликовала Апити, утираясь от капель нечистот, прилетевших в лицо.
Райс тут же скрутило рвотными позывами, что пару раз страдальчески дёрнули тело, но без каких-либо материальных последствий. Так лишь наглядно выразив отношение ко всему происходящему…