Когда они, усталые, мокрые и грязные, подошли к серому от дождя особняку, часы на башенке бронзовыми зыками отбили десять часов вечера. Сумрак смешивался с сыростью, и близкая ночь уже пряталась в лесной чаще. Стена, обнаруженная людьми, не оказывала темноте никакого препятствия.

– Стена-а, – отзывалась в ночной мгле стена тёмного леса.

– Боже мой, мученики наши! Мы уж собирались вас искать! – воскликнула Вероника.

– Они выкорчёвывали сосны, поваленные грозой, – весело предположил Тартищев.

– А у нас не показывает телевизор. Лёва залезал на крышу, спутниковая антенна повалена, но провода не оборваны. Он поправил. Всё равно телевизор не ловит ни один канал! – с недоумением произнесла Вероника.

Лёва живо подтвердил:

– Ни один канал не принимает сигнал! Странно… Приёмники в машинах тоже шипят. Телефоны молчат! Мы будто отрезаны от мира. Ничего не понимаю, гроза давно прошла.

– Где Виктор? – спросил Клювин, поспешно наливая себе большую рюмку коньяка. – В мастерской? Позовите его. Мы вам расскажем о чертовщине, случившейся со всеми нами. Вероничка, солнышко, Анна, предупреждаю заранее – это не для слабонервных!

– Что, Алексей, городская телебашня повалилась? – спросил с улыбкой Тартищев.

– Генри, рассказывай, мне они не поверят, – Клювин уселся на диван, когда Виктор спустился в зал.

– Лицо Вселенной открывало печаль таинственного дня, гроза стеной отгородила мир искушений от меня, – с чувством прочитал молодой человек, загадочно оглядывая присутствующих. – Ну что? Впечатляет мой экспромт?

Тартищев закурил сигарету:

– Генри, давай без выкрутасов.

– Хорошо. Мы окружены!

– Кем? – почти в один голос вскрикнули Вероника и Анна.

– Не кем, а чем! – ответил Генри.

– Ну, чем-чем? – с нетерпением вмешался Лёва.

– Стеной!

– Стеной?!! – подхватили присутствовавшие в зале.

– Стеной, чёрт возьми! Мы с Генри ощупали её всю! Она вокруг нас! Невидимая! От опушки – на востоке до косогора – на западе, от оврага – на севере до орешника – на юге. Чертовщина какая-то! – Клювин бил себя кулаками по коленям и сердито смотрел на каждого, будто именно он и повинен в случившемся.

Вероника возмущённо воскликнула:

– Вы глупо шутите, Алексей Григорьевич!

Клювин, хмурясь, ответил:

– Изящней шутки не придумаешь.

– Алексей, ты не перебрал сегодня лишнего? – ухмыльнулся Тартищев.

– Я думал вас обрадовать, а вы сомневаетесь в нашей искренности. Генри не будет шутить! – пробасил скульптор.

– Может, у вас крыша двинулась. Или глюки полезли? – покрутил пальцами у виска Лёва.

– Лёва! Ты же сам удивлён, что нет никакой связи с внешним миром. Почему?

– Почему? Нас отгородила стена, – горячился Генри. – Понимаете, стена-а!

– Этого не может быть! – махнул рукой Тартищев.

– Когда была гроза и я писал картину, у меня появилось странное ощущение, – задумчиво произнёс Виктор. – Я физически почувствовал, будто пространство вокруг уменьшилось. Ты говоришь, Генри, вокруг нас стена?

– Стена! Невидимая. Близ неё воздух плотный. Тяжело дышать.

– Странно. В молодости цыганка мне нагадала, что меня в будущем ждёт любовь, слава и стена синего солнца.

– Стена синего солнца! – воскликнул изумлённый Генри. – Красиво, странно и страшно. Я напишу поэму с таким названием, если ты, Виктор, не возражаешь.

– Собственно говоря, любовь и слава меня уже вознесли на золотых крыльях к вершине Олимпа. Можешь начинать свою поэму, которая, возможно, принесёт и тебе любовь и славу. Но стоит ли торопиться, мой друг? Поднявшись над миром, ты будешь уязвим для стрел лицемерия, коварства и лжи, которые погубили сонм мечтателей и гениев, – Виктор как-то тяжело вздохнул и о чём-то задумался.