Генри с Клювиным отправились в лес искать сожжённую молнией сосну. Виктор опять поднялся в мастерскую. Остальные расположились на диванах. Тартищев попросил Веронику помузицировать на фортепиано, и она с какой-то поспешностью села к инструменту…

Генри и Клювин шли по мокрой лесной дороге и о чём-то громко спорили. Лес, сырой и хмурый, глушил человеческие голоса, прислушиваясь к собственному дыханию. С веток скапывала дождевая вода, будто деревья в молчаливом страдании плакали, не прося и не желая утешения, решив тихо выплакать все слёзы раз и навсегда. Далеко разносился голос Клювина:

– Нет, Генри, дорогой, что ни говори, а историю делают личности.

– Я согласен с этим, Алексей Григорьевич, но личностей порождает сама история, – сдержанно отвечал Генри.

Они вышли к опушке, за которой начинались сельские поля, и увидели на краю старую сосну, одиноко чернеющую безверхим дымящимся рогалем ствола. Молния, видимо, ударила по центру кроны, снесла верхушку, мгновенно сжигая её, и обуглила расщепленный ствол, оставив несколько корявых веток и сучков. На верхней ветке сидел чёрный ворон, как сторожевой, и следил за людьми, пытавшимися подойти к сожжённому дереву, но сделать это двум бородатым незнакомцам не удавалось. Они странно махали руками, ощупывали воздух, как слепые, и застывали в невероятных позах с вытянутыми руками.

– Что за чёрт, Генри! Неужели я так пьян, что застреваю в воздухе? – удивлённо басил толстый бородач. Он стоял, наклонившись, и упирался руками в невидимое препятствие.

Генри рассмеялся, глядя на невероятную позу скульптора, подошёл поближе, но сам упёрся во что-то невидимое. Смех сменился нервными восклицаниями, и молодой человек застыл рядом с Клювиным.

– Ha-поди, Генри, ты и сам влип в историю, – посмеялся над другом скульптор. – А я-то решил, что у меня началась белая горячка!

– Какая-то аномалия в этом месте. Сгущение пространства! – Генри ощупывал невидимое препятствие.

– Вот и я думаю, не спятили мы часом?

– Это из-за грозы произошло необычное явление в природе. Надо обследовать местность.

– Ты меня успокоил, Генри. Чертовщина какая-то! Иди-ка вправо, а я – влево, – Клювин медленно двинулся с вытянутыми руками, оглаживая ладонями воздух, словно штукатур, выравнивающий стену. Генри пошёл в другую сторону, тыча пальцем в пустоту. Невидимая плотность не кончалась, и мужчины вернулись к тропинке. Пройдя лесом километра два, они и там обнаружили препятствие.

– Похоже, невидимая стена образовалась после грозы, – сказал озадаченно Генри.

– Стена?!! Нам же не мерещится это, Генри? Э-э-гэ-гэ… Стена!

– Стена-а, – ответило эхо.

– Стена поворачивает к реке. Пойдём вдоль неё, и всё станет ясно.

– Генри, что станет ясно?

– У меня дурное предчувствие. Мне кажется, что мы внутри невидимой стены.

– Ха-ха!.. Ты хочешь сказать, что нас кто-то взял в плен? Потрясающе!

Они вышли на обрывистый берег, спустились по сыпучему склону: невидимая стена шла вдоль воды, уходила в реку и заворачивала по дуге опять в лес. Пройдя ещё километра полтора, они вернулись к обгоревшей сосне, грозно торчащей на невидимой границе. Чёрной птицы уже не было. Наступали сумерки и сгущали малиновые силуэты села и синь перелесков. Люди стояли в полной растерянности и глядели друг на друга.

– Ты прав, чёрт возьми, Генри! Мы окружены!.. Что скажешь?

– Сижу за решёткой в темнице сырой, вскормлённый в неволе орёл молодой…

– Ты-то орёл молодой, а я – с бородой. Утро вечера мудренее. Думаю, к завтраку стена рассосётся вместе с сегодняшним похмельем! Это из-за чудовищной грозы! Сгущение атмосферы! Генри, скорее обрадуем наше сонное общество, заодно примем сотенку граммов для успокоения нервишек…