И только однажды я рискнула завести разговор о том, что меня беспокоит. Даже не рискнула, а у меня как-то само вырвалось. Мы сидели в кафе, ели один салат на двоих, и я вдруг сказала:

- Верни мне наш конфетно-букетный период.

И сама испугалась. Что я наделала? Зачем? Но забирать слова было поздно - он их услышал.

- Какой период? - переспросил он ртом, набитым салатом айсберг.

- То время, когда мы только начали встречаться, - пояснила решительно, хотя внутри все дрожало, и я чувствовала слабость в ногах.

- Хорошее было время, - улыбнулся он. - А вернуть зачем?

- Ты изменился.

Он перестал есть, отложил вилку и медленно дожевал. Только потом ответил:

- Это нормально. Мы давно вместе, романтика не может быть всегда или очень долго, интерес к ней пропадает.

- Ко мне интерес пропал? - на этих словах я все же запнулась.

- Нет, конечно, мелкая.

Едва заметная улыбка.

Но я не унимаюсь. Понимаю, что больше на этот разговор не решусь, поэтому надо его закончить, раз начала. И я выговариваюсь:

- Раньше ты был только мой, даже охоту с отцом прерывал, чтобы поскорее вернуться и быть со мной. Сам разделывал и готовил для меня утку, - кстати, совершенно жесткую и несъедобную, но ему я в этом не призналась, а хвалила, как могла, и съела всю предложенную ножку. - Теперь ты куда больше времени проводишь со своими друзьями, братьями, семьей, и совсем мало со мной. Этот Вася откуда-то вылез…

- С Васей я дружу с детства, - мягко оборвал меня Никита, - потом наши дорожки разошлись, но мне не хватало его. Я рад, что он снова есть в моей жизни. Подожди немного, чуччи, я утолю жажду общения со старым другом и снова буду только твой.

Он поднялся и, пересев ближе ко мне - до этого мы сидели друг напротив друга, - обнял и притянул к груди.

- Я и так только твой. Мне никто не нужен. Ты же это знаешь?

Я кивнула и верила каждому его слову.

Но его избирательность так никуда и не делась. Она даже как будто прогрессировала, как хроническое заболевание.

И вот как мне было поверить, что мой Никита, не помнящий и не замечающий ничего, что не было важным лично для него, мог запомнить Дэна? Да он даже не смотрел в его сторону.

Точки над "и" расставляет Юлька, с которой я созвонилась по вотсаппу.

- Че тут думать, Кир? Ты же тогда пыталась поговорить с Никитой, остановить его?

- Пыталась, конечно.

- Так наверняка по имени его называла. Дэн слышал и запомнил. И теперь троллит тебя, а ты ведешься. Целый день о нем думаешь. Или не только поэтому? - спрашивает, смеясь.

- Иди ты! Не начинай опять свои теории.

- Это не я продолжаю с ним общаться, - с невинным видом хлопает подружка глазами, а мне нечего на это возразить.

3. Глава 3 Окрыленность

- Ну что, дочь, как расплачиваться будешь? - с довольным видом покручивая рыжеватые усы левой рукой, спрашивает папа за завтраком.

- За что? - искренне удивляюсь я, поедая вареное яйцо и запивая его капучино.

- Как за что? За ходовку. Я машину на сервис  отвез, и ходовка на ней, как авторитетно заявил автослесарь, в хлам. Я это, конечно, и без него знал. Так что с тебя три тысячи, и натурой я не беру.

Я подскакиваю на табурете от возмущения.

- Какой натурой? И почему это с меня? Я одна, что ли, на ней езжу?!

- Ездишь не одна, но только ты недавно получила права, остальные, то есть я, профессиональные водители с многолетним стажем…

- И чемпионы областных соревнований по картингу. Но всё это было давно, и я уже много раз слышала ту историю. Как это теперь делает тебя априори непричастным к совместному ушатыванию подвески, а?

- Презумпция невиновности.

- Она работает в обе стороны, обоюдно.