Я вообще в нем не уверена, хоть никогда никому в этом не признаюсь. Но наедине с собой я могу быть честной. И хоть всем вокруг - ну, почти всем - кажется, что мы с Никитой те самые две половинки, которым на роду было написать встретить друг друга, я не могу игнорировать некоторую непонятность для меня наших отношений, какую-то их прохладность…

Так было не сразу, нет. Первые полгода, может, даже год это были отношения, о которых я и мечтать не смела, в романах не читала, и даже в кино не видела. А потом как-то все резко изменилось. Или мне показалось, что резко.

И вот эти вот его "забывания" обо мне - на следующий день после того воскресенья Никита как ни в чем не бывало приехал за мной в универ и долго не мог понять, почему я с ним не разговариваю. А когда - спустя примерно час, в этом аспекте я ничуть не проапгрейдилась - я объясняю ему почему, он искренне удивляется и заявляет, что он не приехал, потому что я не захотела. Он запомнил только мои протесты, но не свои возражения на них, и вместо меня взял на дачу своего отца. И я весь день прождала его совершенно напрасно. Он появился только вечером на экране телефона с сообщением, как он устал и пожеланием мне "покочи ночи".

В общем, меня неприятно поражали и вот эта его избирательность по отношению ко мне, и махровый эгоизм - свои интересы он ставил выше моих и чьих-либо еще, - и маниакальное чувство собственничества. Он постепенно избавился от всех моих друзей, сначала покорив их и обаяв. Какое-то время, недолго, Никита был со всеми совершенным душкой, встречался, общался, даже ходил со мной на дни рождения подруг и с моими соседками на футбол - впервые в жизни. Не отказывался от приглашений мамы и долго перетирал что-то с папой по машине - папа хорошо понимает в ремонте. А потом его как отрезало. Куда бы нас ни приглашали вместе, он всегда находил повод отказаться. И сам не ходил, и меня не пускал. В итоге приглашать перестали, и как-то само собой мое общение с другими людьми сошло на нет.

И только много позже я поняла, точнее, мне подсказали, что это была тактика знакомства с кругом моих друзей, по которым, в том числе, он лучше узнавал и меня, а когда всё для себя выяснил, они стали ему неинтересны, и были безжалостно вычеркнуты и из его жизни, и из моей. Но проделал он это так ненавязчиво и изящно, что я даже не сразу заметила. А заметив, не сильно огорчилась - у меня был Никита, и мне его хватало. Никто другой особенно и не был нужен.

И поэтому когда его поведение изменилось, в нем появилась какая-то небрежность, непоколебимая уверенность в себе и во мне, у меня появились страхи. Страх, что мое чувство к нему сильнее, страх, что я завишу от него и от его взаимности, страх, что наши отношения ему наскучили, приелись - я приелась. Вопросы все множились, но я никак не решалась их задать. Боялась, что ответы мне не понравятся, боялась неосторожным словом разрушить свое хрупкое счастье. Но они не давали мне покоя, отравляли жизнь и время вместе.

За первый год наших отношений он так плотно "подсадил" меня на себя, что у меня начиналась ломка, даже если мы не виделись всего один день. Стоило ему лишь сказать, что у него дела, и завтра он не приедет, у меня портилось настроение уже сегодня. Он это видел и пытался понять, но объяснить ему я не могла - было стыдно признаться, и мы даже ссорились из-за моего молчания. Я выходила из машины, хлопнув дверью. А из дома он писал мне:

"Прости меня, чуччи. Не знаю, за что, но если ты злишься, я, наверняка, виноват. Простишь? Я позвоню завтра. Целую".

И он звонил, и никак не касался той нелепой ссоры, и я принимала правила этой игры. Тот случай, когда меня устраивала избирательность его памяти. Хотя тут я сомневалась, что дело в ней.