По сторонам не смотрю, и вперед тоже, только под ноги, чтобы не споткнуться и не растянуться или не упасть на зрителей на ближайших к подиуму местах. Зрителей, кстати, очень много. Дворец молодежи буквально полон. Где-то тут должна быть сестра, как единственная группа поддержки от семьи. Мама в Тюмени, а папа на службе - Чемпионат проводится в разгар рабочего дня. С ней пришли Костик и Лелька - они присылали мне селфи на троих из зала. Но ослепленная освещением на сцене, я ничего не вижу внизу и далеко впереди - только темнота.

Дойдя до конца подиума, замираю на первой точке у правого края и вдруг ощущаю, как кто-то тянет меня за подол платья.

Опускаю взгляд - это Дэн.

Я не видела его много месяцев, но знаю этот прищуренный змеиный взгляд, эту циничную улыбку, от которого у меня и сейчас по спине легкой поземкой струится холодок.

Несколько лишних секунд я не могу сдвинуться с места, но потом все же отмираю и заставляю себя перейти на другую точку. Там вновь застываю мраморным изваянием, а в голове, как протоны в адронном коллайдере, беспорядочно мечутся мысли и вопросы.

Зачем он пришел?

Как он узнал?!

Что ему нужно?

И почему меня это так волнует?..

Со второй точки я, наоборот, снимаюсь быстрее, чем должна, стремясь увеличить расстояние между собой и Дэном. Прибавляю шаг и к концу подиума почти наступаю на пятки впереди идущей девушке в неоново-фиолетовом-вырви-глаз платье с идиотским шлейфом. А как только понимаю, что из зала меня уже не видно, обгоняю ее и ухожу со сцены почти бегом, не обращая внимания на подкашивающиеся от усталости ноги.

- Ты умница! - ловит меня за плотной портьерой неприлично счастливая Полина и кидается на шею. - Прошла божественно! И на точке задержалась как звезда. Все позади тебя с шага сбились, но зато всё внимание тебе.

- Я не специально, - бурчу, скидывая туфли прямо в коридоре и шлепая босиком по холодному плиточному полу. - Так получилось.

- Да? - косится она на мои босые ноги, но от комментария воздерживается. - Ну всё равно круто.

- Вот снимут с тебя баллы, - зачем-то вредничаю я, - не так запоешь.

- С нас, - поправляет машинально и отмахивается: - За это не снимут.

Заходим в гримерку, в которой, кроме нас, еще человек восемь мастеров и их моделей. Но сейчас комната с танцевальными станками по всему периметру пуста. В смысле, людей в ней нет, а их вещей, пакетов и разного парикмахерского инвентаря накидано по углам и вдоль стен немеряно.

Я подхожу к длинному низкому подоконнику, на котором оставила свои сумки, закидываю Алискины туфли в пакет и достаю свои кеды. С наслаждением сую в них ноги и лезу в рюкзак за телефоном.

- Ты далеко туфли-то не убирай. Мы еще на сцену пойдем для награждения, - с осторожностью напоминает Полина.

- Я в кедах пойду, - заявляю категорично.

- Не пойдешь. Куда кеды к такому платью?

- Полин, - говорю устало, но решительно. - Или я пойду в кедах, или вообще не пойду. Я все свои обязательства перед тобой выполнила. Пыточное это судейство отсидела. И в туфлях, которые мне безбожно велики, торжественно прошагала по бутафорскому подиуму, который пружинит на каждый шаг и подножки подставляет.

О том, что туфли еще и спадали с пятки и закусывали платье, я умолчала - было тупо лень. Я была тверда в своем решении и не видела смысла сыпать аргументами.

- Если мои кеды тебя не устраивают, на награждение пойдешь одна.

- Ладно, потом поговорим, - говорит примирительно, видимо, надеясь уговорить меня позже.

- Можешь даже не стараться. Но дело твое.

За всего пять дней знакомства Полина еще не успела узнать, что упрямство - основная черта моего характера. Или "тупорогость" - в интерпретации доброй Алисы. Меня не нужно пытаться уговаривать, не нужно ставить условий, так я вредничаю еще сильнее. Куда проще и эффективнее оставить меня в покое, и тогда я сама дозрею до верного ответа. И приду с повинной, если была неправа.