– Пацаны! Шкура! Бей его!

Я едва успел приподняться на карачки, попытался встать, когда меня несколькими пинками сзади уложили обратно в пылюгу асфальта. Они со всех строн стали месить меня ботинками: по бокам, по голове, по ногам, по ранцу и в локоть тоже прилетел пендаль, потому что голову я машинально закрыл рукам, и локти торчали. Кто-то болюче саданул по плечу, рука сразу отсохла. Я лежал в грозовой туче, где молнии боли с нарастанием сменяли одна другую. Ни о чем не думал! Только вспышки боли. И сколько времени они меня метелили? – я не знаю. Вечность или сто вечностей? – когда где-то, кто-то вдруг не рявкнул хриплым басом:

– А ну!!!

– Пацаны! Атас! Дворник!

Меня еще раза два пнули, а потом они все разом рассосались, и я остался один – лежать на асфальте. Не открывая глаз, я лежал на нем, жестком и пыльном и первое, что было – это радость. Да радость! Я радовался! Радовался, что они перестали меня бить, и что я теперь свободен. Свободен от них! Я лежал сейчас почти счастливый! Больше не бьют и боли больше нет. Хотя, нет – вру, есть боль, но только та, что со мной, но я могу ее не видеть, она маленькая, она такая маленькая, что ее почти что и нет. Главное это то, что ушла та другая большая боль, та, которая прилетала с каждым новым ударом ботинка. Я от нее избавился, ее больше нет, ничто меня теперь не мучит. Я могу теперь просто лежать, вот тут на тротуаре и радоваться, что лежу, и не бьют. А если не бьют, то можно лежать хоть сто лет. Спокойненько лежать и радоваться. Но все-таки было что-то такое, какая-то заноза. Что-то такое, что все-таки мешало мне, что-то назойливое, как наглая гадская муха. Я стал прислушиваться к себе. Боль? Нет, не она. Та боль, что сейчас, я к ней уже привык и свободен, нет не она. Мысли? Нет, не то! Мыслей тоже никаких особо сейчас нет, я ни о чем сейчас не думаю. Я радуюсь, что лежу на асфальте. Он даже теплый и совсем не такой грязный. Звук! Да точно! Точно мне мешал радоваться звук. Это вот: «Шфить! Шфить! Шфить!» Мерзкий такой! Как пилой голову: «Шфить! Шфить!», – и опять: «Шфить! Шфить!» Совсем уже рядом, совсем уже близко: «Шфить! Шфить!» Зачем оно тут! Шфить! Шфить!!! и чей-то голос:

– Долго валяться будешь?

«Голос тот самый хриплый, который их прогнал. Дворник! Я уже слышал – они его. Да это он их, они тоже кричали, что дворник, но я сразу про то забыл тогда. Забыл, что дворник. Откуда это паршивое – «Шфить! Шфить!?»

– Они тебя лупят, пока ты бегаешь.

Шфить! Шфить!

– Сопляк! Привык за мамкину юбку прятаться!

Я вдруг весь разозлился, даже глаза открыл посмотреть на этого дворника. «Откуда такой умный высрался? Чего такой умный улицу подметает? Чего вообще он знает обо мне! Че лезет со своими советами! Я его просил?»

– Шфить! Шфить! – совсем близко, под самым ухом – Шфить! Шфить!

И вдруг меня выдернуло вверх жесткой ручищей.

– Вставай, сопляк! Хватит нюнить! Себя жалеешь? Я бы такого сам отпи***л! Размазня.

От злости моя голова стала наливаться свинцом, застучало в висках и затылке и вдруг, как разболится! Вообще, сейчас стоя, вся боль как бы тоже разом поднялась вместе со мной на ноги. Стою. Этот, уже шфистит своей метелкой в конце дома, а я все стою. «Если метелка – циркуль, то этот дворник – пыльная точка в центре. Точка! Точка – это почти ничего и Витек дурак, и его папаша дворник! И вообще – никогда не буду дворником!» Звуки машин, птичьи звуки, шумы городского моря сейчас больно вонзались булавками в голову. Я впервые как-то задумался, что теперь оно всё то, что сейчас болит – это всё я! Я весь! А раньше я этого всего себя не замечал и ни разу не думал обо всём себе, что вот оно всё у меня есть. Совсем не знал, что меня так много! Но сейчас это всё моё, везде болит!