Я даже вспотел от радости. Гордый собой, своей победой, тем что отныне с тираней Рыжего было покончено, я разделся, лег в кровать и стал все оставшееся время читать Купера. Уже перед самым сном, вдруг задумался про того старика. В голову внезапно зашла мысль: «Старику надо было взять с собой мешочки с табаком. Табак и чтоб с перцем. Точно! Табак + черный перец. Да это было бы лучшее средство отпугнуть акул, баракуд. Пару мешочков под брюхо марлина. А остальное рассыпать частями по пути пока плыл. Но не знал он, не додумался захватить табак и перец. Вот если я когда-нибудь так же один в лодке в море поймаю здоровенного марлина, я конечно заранее все возьму и перец, и табак, и в зубы Крысе Степановне…»

В этих поплывших раздумьях меня накрыло сном.

ОЖИДАНИЕ И РАЕЛЬНОСТЬ.

Эти шахматные победы над Рыжими и Лысыми на листе газеты – это конечно все красиво, но это рассудочная злоба. В драке ей нет места. В драке гораздо важней – звериные инстинкты. Правда, я тогда еще об этом ничего не знал. Шахматная победа над ними, как из подборки парных фотографий – «Ожидание» и «Реальность», где вся хохма заключается в их чудовищном несоответствии друг другу. Я в тот вечер мысленно нарисовал себе первую – «Ожидание», когда я весь такой храбрый, дерзкий, сильный, ловкий воин-боец смело вступаю в неравную схватку с моими одноклассниками и одну за одной одерживаю победы. Но на следующий день нарисовалась вторая картинка, которая «Реальность». По пути в школу я был еще полон решимости, но зайдя в класс, я как-то сразу весь стушевался, весь затих и сник. Они одними глазами всего меня смяли и скомкали. Из вчерашнего льва вечером, сегодня днем я снова обернулся в трусливого барана. Последний звонок, и вот я опять бегу. Бегу и сам чувствую весь этот невыносимый позор своего положения, но ничего не могу с собой поделать. Ни вызова, ни драки, а опять только одно трусливое бегство между домов, заборов, мимо деревьев, прохожих… Меня травили и гнали, а я со всех ног драпал – виляя, петляя, уворачиваясь от камней. «Н3Н7 МАТ»! Ага – получи! И я даже чувствовал сейчас во всем этом моем позоре какое-то злорадство! «Н3Н7! Мат! Н3Н7! Победа! Герой! Сила!» – так сам себя распаляя, своим позором, я сейчас сверкал пятками. Но и это еще не самое дно. Самое постыдное было то, что в сердце, которое колотилось как барабан зайчика, в самом-самом, самом дальнем его уголку, теперь сияла некая подленькая радость. Я радовался тому, что вчера все здесь вот обошел и знаю теперь – что, где и как. Знаю дорогу, которая короче и безопасней для моего стрекоча, а главное больше не заплутаю. И сейчас я несусь и сам чувствую, как что-то такое подгнившее, радостное греет меня где-то там на самых дальних задворках моего Я. Что – вот этот дом я теперь знаю, пробегу его, а за ним надо повернуть налево, а там до конца, до перекрестка. Несусь и радуюсь, что сегодня я бегу правильно, что не потеряюсь, как вчера…

Так началась моя беглая жизнь. И на следующий день бегу и через. Я уже привык к этому. Быстро привык! И я уже дока в этом, уже совсем мастер – как слинять? Радостно, что все теперь мне знакомо и даже к свисту пообвыкся и к ихним сапогам в спину, и к булыжникам, иногда прыгающим там-сям, обгоняя меня по асфальту. Ниче так! Я – нормалёк! Сзади свист:

– Стой щука!

А я – нормалёк, я бегу. Свист:

– Стой гад! – и пара камней справа скок, скок, скок.

– Пацаны! Вон туда, туда его! Пацаны!!! – а мне плевать, я спокоен на это, у меня есть скорость, она у меня хорошая. И где-то спустя неделю такой жизни в бегах, я как обычно бодро чесал и оставалось уже совсем немного, до того, чтоб окончательно оторваться от них, как вдруг меня ослепила жгучая боль в левом ухе. В него со всей дури саданул хороший такой, увесистый булыжник. Я вдруг задохнулся от боли! Как карась стал ловить воздух ртом и тут случилось непоправимое. Оглушенный болью, я потерял ориентир дороги и на всем бегу запнулся, полетел и грохнулся, растянувшись на асфальте.