– Вроде вообще-то из Казахстана. Но русские. Союз когда развалился, поперли ж ото всюду нашего брата. Вот они  общиной и маханули к нам. Причем не сразу все, а по частям. У нас тут недалеко, за плавнями, лиман имеется, Кислым называется. А в этом лимане есть остров. Вернее он то остров, то полуостров, в зависимости от времени года. В распутицу, как сейчас, туда только по воде добраться можно. А когда вода уходит, можно и по суше. На нем раньше, давно уж было, стояла рыббригада. У них  там и рыбцех свой имелся, и прочие необходимые, в том числе, и жилые постройки. Но еще при Союзе бригаду  к чертям собачьим разогнали, а остров к едреней фене забросили. Рыбы-то заметно поубавилось. Так вот, в девяностых годах их староверовский староста,  уже ныне покойный, умудрился оформить долгосрочную аренду острова и прилегающих к нему водоемов. И постепенно начал перетаскивать людей, да восстанавливать хозяйство.

– И что, они живут прямо там, на этом самом острове? –  искренне удивился Тимофей.

– Ну, да, а чего не жить? Там и электрическая подстанция, и артезианская скважина, все чин по чину. Свой мирок, можно сказать. Рыбу выращивают. Птицу, овец разводят. Что-то сами перерабатывают, что-то сырьем сдают. Трудятся общиной.

– Слушай, Жорик, ты тут  так славно распеваешь, будто там у твоих староверов коммунизм состоялся на отдельно взятом клочке земли. Да и вообще чуть ли не рай божий явился наяву.  А чего же ты, дружище, тогда жалуешься,  что, мол, еще этот Староверов остров на твою голову? Что-то ты, брат, темнишь. Криминалом там, вероятно, попахивает. Цеховички-то твои, видать, наркотой промышляют, али органами приторговывают. А ну, выкладывай, – не унимался повеселевший  Николай.

Здесь необходимо заметить, что в процессе беседы,  как  бы между делом, гости наши не забывали поднимать тосты, отмечая тот или иной положительный аспект жизни. Что вселяло в их души все большее и большее количество тепла,  непременно, как обычно и происходит в подобных ситуациях, качественно укрепляющего чувство искренней человеческой любви к ближнему и вместе с тем контрастно обостряющего жуткую, прямо-таки зверскую неприязнь к дальнему.

– В том-то и дело, что люди живут себе, спокойно работают, зарабатывают на жизнь. При этом, никого не обременяя, никому не мешая и никого абсолютно не трогая. Но наш кубаноид разве может спокойно спать, когда кому-то рядом лучше, чем ему? Вот и появляются всякие прощелыги-доброжелатели, любители легкой наживы и прочие ублюдки. То рыбу лезут к ним ловить, то кляузы несусветные на них строчат, то к девкам их подбиваются. А у них бабы, как на подбор, все стройные, при формах, лица, ни чета вашим столичным размалеванным красоткам. Здесь настоящая, природная красота.

– Хорош уже, Жорик, заливать. Точно у вас там и взаправду райский островок какой-то обзавелся, – улыбался во весь рот Николай. Причем, на лице-то его читалось, что рассказ нашего Колю на самом-то деле увлек, и произнесенная фраза была в первую очередь адресована ни сколь Жорику, а сколько самому себе, мол, чего сам-то уши развесил.

– А что, вполне может быть, – неожиданно вступился за островитян  Тимоха, – Коли они живут в своем анклаве. Это ж как у собак. Если красивая порода, то уж никуда не деться, все суки, как на подбор, красавицы. А как только появляется какая помесь, так и пошло веселье гулять по лицам. А то бывает  даже и испуг проскакивает.

– Тут уж ты точно прав, Тимоха, – продолжал повествование Жорик, – Только вот вера у них какая-то непонятная. Бабы все время ходят, полы до пят, прямо монашенки какие. А-то бывают у них какие-то свои праздники что ли, они ночью разводят огромный костер и все бабы – ну, за исключением старушек да детей малых – голышом вокруг этого костра хороводы водят.