– Да тут он, тут, рядом, – сразу взрывается и минёр, – в женском общежитии напротив гавани.
– У него там любовь, – фыркает Листопадов.
– Поня-атно, – успокоившись, тянет Феликс. – Что ж, дело хорошее, молодое, а если ещё любовь, так и вообще… правильное, благородное.
– Да уж, – морщится Сергей, – благородное, тут как посмотреть.
– Да как ни смотри, хорошо, правильно: в любви рождается семья, новая жизнь, за это можно и в бой пойти. И чего молчали-то?.. Только время зря теряли, – хлопает по плечу электрика. – Давай веди к нему.
– Туда так просто не пройдёшь, – вступает Мазь, – вахтёрша – зверь, вовнутрь чужих не пускает.
– Не переживай, Лёха, – смеясь глазами, видно вспомнив что-то своё из недавнего курсантского прошлого, давит Стариков, – если Володька прошёл, то и мы уж как-нибудь проберёмся – у нас дело правое, пошли быстрей.
Круто свернув с центральной дороги у КПП вправо на указанную моряками, едва приметную постороннему глазу тропинку вдоль глухого высокого забора гавани, уходящую куда-то вверх в густо заросший кустами склон, они буквально натыкаются на неспешно спускающегося с вершины к ним навстречу их старшего моториста.
– То-ва-рищ ко-ман-дир, – едва переведя дух, удивлённо вскидывает брови тот. – А вы-то тут… как?.. Откуда?
– Попутным ветром, Володенька, попутным, – едва заметно усмехнувшись, бросает старлей ему навстречу, – занесло к вам. Вот, решил вас проведать…
– Правда?
– Конечно, – продолжает, – спросить, как вы тут поживаете?
– А всё отлично, товарищ командир, – задорно, молодцевато докладывает своё Кучеров, расплывшись в широкой улыбке, – хорошо, лучше некуда.
– И куда ж путь теперь держите, товарищ старшина второй статьи, за территорией гавани, да ещё и после подъёма флага?
– Виноват, товарищ командир, – продолжает улыбаться.
– В чём же это?
– Опоздал.
– Ай-я-яй, – театрально вскидывает брови бывший командир, – опоздал.
– Так точно, не рассчитал… маленько.
– Маленько? – не выдержав, с полуоборота заводится. – А часы вам, – рычит, – гражданин матрос, на что?
– Почему… матрос? – погасив улыбку, сникает Кучеров. – Гражданин?
– Так ведь трибунал вас, неуважаемый вы наш, ждёт и… дисбат на пару-тройку лет.
– Как… дисбат?.. За что? – чуть не плачет.
– А вот так, Володенька, вот так. За твоё самовольное оставление части на время… больше полусуток…
– Так ведь нет ещё… полусуток.
– Так ведь и ты ещё не вернулся! Гуляешь вот тут беспечно за забором…
– Да я успею, – забыв про недавнюю браваду, смотрит с мольбой, надеждой на своего бывшего командира.
– Пока доберёшься до корабля, зная вашего командира, пока доклад дойдёт в штаб, оттуда – дежурному гавани, базы, информация по тебе уже уйдёт дальше, наверх, а там ищи ветра в поле – никто ни в чём разбираться не станет.
– И что же делать, товарищ командир? – осознав вдруг всю серьёзность своего положения, с мольбой всхлипывает Кучеров. – Помогите.
– Ах, помогите? – взрывается Стариков, глядя в глаза своему бывшему экипажному. – Что делать?.. – передразнивает его хныкающий тон. – Конечно, помогу, Володенька, конечно!.. Но вовсе не потому помогу тебе, что ты тут перед нами таким недалёким простачком прикидываешься, а потому, что тогда, на брандвахте, мы с тобой вместе тонущую «Антилопу» из бездны выводили и ты тогда, как и все они, – кивает за спину, – на своём посту сделал всё для нашей общей победы.
– Победим и теперь, товарищ командир, – появляется из-за спины старлея бесхитростное лицо минёра, – то есть выведем… из бездны его и теперь.
– Обязательно выведем, – расчувствовавшись, подхватывает вечно себе на уме электрик, выступая из тени дорожки. – Я знаю, что делать.