Я привстала на цыпочки, достала с полки банку и отвинтила крышку. О нет… Кофе тоже закончился, лишь дно припорошило коричневой пылью. Пришлось ограничиться позабытым пряником, твёрдым, как легированная сталь. Вдохнув на прощание аромат перемолотых зёрен, я вернула банку на место. Затем присела на край стола и принялась обсасывать пряничную глазурь, раздумывая, как жить дальше.
При смене позы в штанах что-то зашуршало. Сунув руку в карман, я обнаружила записку от старшего сотрудника Бондаря. На выдранном из блокнота листке было второпях накарябано: «Если вспомнишь что-то важное – напиши». И номер телефона. Я подумала, не сообщить ли о странном визите подруги, но быстро отбросила дикую мысль. «Здравствуйте, Андрей Витальевич! Пишу вам, потому что утром приползала на четвереньках лысая Настя…» Старший сотрудник покрутит пальцем у виска и будет прав. Достаточно того, что племянник соседки уже считает меня сумасшедшей.
Звонок мелодично пропиликал «дилинь-дилинь».
– Мистер, сколько времени?
– Семь часов шестнадцать минут.
Кого это принесло с утра пораньше? Вряд ли Настю: бывшая подруга не звонила, а непонятным образом очутилась прямо в квартире. Кстати, надо бы разобраться, как ей это удалось… Может, у Мистера хранятся какие-то данные, раз отец установил на замок родительский контроль?
Я выглянула в глазок – в коридоре переминалась с ноги на ногу смутно знакомая девчонка на пару лет младше меня. Пухлогубая, скуластая и темноглазая, с прямыми чёрными волосами, остриженными под каре. Чем-то она походила на Акзию Жаназаровну в далёкой молодости (однажды я проторчала в отделении четыре часа и была вынуждена пересмотреть все детские фото престарелых сотрудниц). Девчонка непрерывно шевелила челюстями, перекатывая от щеки к щеке конфету или леденец. Над плечами торчала квадратная сумка-холодильник с эмблемой местной продуктовой сети. Курьер?
– Мистер, впусти.
Одновременно с щелчком отпираемого звонка пропиликал смартфон. Пришло уведомление: в закрытой группе, куда Настя выкладывала видео до того, как отправить его на общий обзор, появилась новинка. Я не удивилась – бывшая подруга была способна болтать на камеру в любом состоянии, и с температурой тридцать девять, и в слезах после ссоры с кем-нибудь из одноклассниц. В глубокой старости нас непременно ожидает стрим с её похорон. Разве что время было нетипичное – чтобы наша сельская звезда встала в такую рань, да в выходной день… Я открыла группу и нажала «Просмотр». Новым видео оказалась онлайн-трансляция, стартовавшая несколько секунд назад.
– Алё, примите-распишитесь…
– Сейчас, – машинально ответила я, даже не пошевелившись, а сама продолжила как зачарованная таращиться в экран.
В кадре появилось Настино лицо. Опухшее и какое-то помятое, будто она пила без просыху долгие годы, а не являлась крепкой здоровой школьницей неполных семнадцати лет. Кожа на щеках и подбородке отслаивалась сухими корками, губы растрескались, а глаза, усеянные точками лопнувших сосудов, отливали желтизной. Только сейчас я сообразила, что дело было вовсе не в косметике… Настя разинула густо-фиолетовый, будто после килограмма черники, рот. Из по-жабьи раздувшейся глотки вырвался стрёкот, как у очень большой саранчи.
– Вот срань! Это же эта… блогерша, как её…
Я вздрогнула, едва не выронив телефон. Девочка-курьер склонилась у меня над плечом и с интересом следила за происходящим на экране. Между сложенных бантиком губ мелькнул ярко-розовый леденец, облизанный до идеальной гладкости. Под ногами валялась раскрытая сумка, откуда высовывались целлофановые пакеты.