– Они растут.

Я подпрыгнула на месте, стукнувшись плечом об угол шкафа.

– Мистер, свет!

Это была не сумка. Возле дверей на корточках сидела Настя, одетая в пижаму с капюшоном. Заметно отёкшее лицо покрывал слой белой пудры, такой толстый, что со скул и подбородка отваливались неопрятные хлопья. Губы были накрашены тёмно-синей помадой, смазанной в уголках.

Бывшая подруга смотрела на меня, по-птичьи склонив голову на бок. Странные чавкающие звуки тоже издавала она – влажные от слюны губы непрерывно шевелились, то складываясь трубочкой, то растягиваясь в линию.

– Ты чего тут делаешь? – растерявшись, спросила я. А про себя подумала, говорить или нет, что макияж получился неудачным? Настя всегда болезненно реагировала на критику, строчила обиженные посты, спрашивала у подписчиков совета…

– Смотри, они растут.

Подруга широко разинула рот, так что я разглядела не только зубы и обмётанный простудным налётом язык, но и тёмный провал гортани. Синяя помада непонятным образом окрасила дёсны, а в щелях между зубов скопилась то ли подсохшая кровь, то ли остатки еды.

– Мать честная… Да тебе надо к вра… – я не договорила, внезапно поперхнувшись: подруга откинула капюшон.

Вчера я действовала в спешке, как попало кромсая пряди строительными ножницами. Но это не объясняло того, как выглядел череп теперь. Настя практически облысела. К шелушащейся, воспалённой коже липли редкие волоски. На проплешинах между ними вздувались волдыри. Она обожглась? Или её покусали насекомые, сбежавшие от коллекционера-оригинала? Жил у нас один, разводил пауков. На моих глазах волдырь на макушке лопнул и осел, выпустив жидкость, похожую на сукровицу. А из раны…

Меня вырвало желчью. Неудержимо, фонтаном, забрызгав и пол, и мои босые ноги, и пижаму подруги. Вчера я не обедала и не ужинала, а потому с последними каплями рвоты накатила безудержная слабость. Колени подкосились, и я не упала только потому, что успела ухватиться за шкаф. После чего ткнулась в дверцу лбом, закрыла глаза и попыталась продышаться, глотая отвратительно-кислую слюну.

…из раны вылез пучок мучнисто-белых волос. Или не волос. Я не знала, как назвать эту жирную и толстую, словно червяк в масле, щетину.

Вслед за отъехавшей дверью донёсся звук шлепков, удалявшихся по коридору, но я была слишком напугана, чтобы заставить себя пошевелиться. Когда я открыла глаза, прихожая опустела. Может, мне всё привиделось? Разум подсунул галлюцинацию на нервной почве? Нет, на полу остались влажные отпечатки ладоней и ступней. Обалдеть, неужели Настя так и утопала на четвереньках? Я осторожно притронулась к лужице большим пальцем ноги. Жижа оказалась тёплой и тягучей, бр-р-р…

От лужиц поднимался запах, от которого меня вновь замутило. Однажды в детстве я решила покормить бродячую кошку, стянув из холодильника кусок свинины. Я положила мясо на тарелку и оставила его под кустом, но кошку приютили соседи. Через несколько дней в почерневших волокнах закопошились мелкие белые личинки. Похожая вонь исходила от мокрых следов, только с примесью сладковатой отдушки, как от самого дешёвого фруктового концентрата.

На нетвёрдых ногах я вывалилась в коридор и сделала несколько заплетающихся шагов. Цепочка следов тянулась к лестнице, постепенно исчезая. У порога отпечаталась мокрая пятерня, рядом – ступня, дальше снова ступня, но уже изогнутая в обратную сторону. Над плинтусом, на высоте не больше полуметра, растекался каплями отпечаток. Выглядел он так, будто на плитку плюнули слюной с кровью, а затем кто-то вляпался туда пальцами. Сложно было представить, что подобным образом перемещался здоровый человек. Сказать, что я удивилась – ничего не сказать. У меня буквально отвисла челюсть, а из горла вырвался глуповатый смешок.