Медленные, торжественные шаги священнослужителей разнеслись по храму, их шаги звучали гулко, будто эхом отдавались в сводах высоких потолков. Они не спешили. Их движения были наполнены глубоким смыслом, словно каждое действие должно было быть отмечено небесами. Один из них, одетый в богатые облачения, медленно подошёл к алтарю и бережно взял поднос, сверкающий в солнечных лучах. Поднос был сделан из чистого золота, инкрустирован драгоценными камнями, которые переливались всеми цветами радуги, отражая свет. На этом подносе лежал скипетр – символ царской власти. В его верхней части был изображён двуглавый орёл, величественно раскинувший свои крылья, а его тело было покрыто золотыми украшениями, сверкающими алмазами и рубинами, словно они сами источали божественное сияние.
Священнослужитель медленно подошёл к царю, каждая его ступень казалась наполненной весом вечности. Он остановился перед молодым правителем и, поднимая глаза к небесам, произнёс тихим, но проникновенным голосом:
– Прими скипетр сей, дарованный тебе самим Богом, – его голос звучал с такой силой, словно сотрясал стены храма. В этой фразе заключалась вся мощь, вся священность этого момента.
Молодой царь, сохраняя внешнее спокойствие, хотя в душе его бурлили волнения, медленно протянул руку к скипетру. Его пальцы, украшенные множеством перстней, блестящих от драгоценных камней, нежно, но уверенно обхватили символ власти. Перстни на его пальцах переливались на свету, отражая огонь свечей и солнечные лучи, создавая магическое сияние. Казалось, что сама рука царя была частью какого-то древнего мифа, воплощающего силу и величие власти. Его движения были плавными, но в них чувствовалась внутренняя твёрдость и решимость. Когда его пальцы крепко обхватили скипетр, в храме наступила глубокая, торжественная тишина. Все взоры были устремлены на эту сцену, на этот священный момент.
Каждая свеча, установленная по периметру храма, казалась замершей. Их пламя, дрожащее мгновение назад, теперь замерло в ожидании, как будто само время остановилось, давая возможность всем присутствующим впитать в себя каждую деталь этого момента. Казалось, что даже ветер, гуляющий по высоким сводам, замер в своём пути.
Священнослужитель, не торопясь, поднёс второй поднос, не менее богато украшенный, на котором ярко сверкала держава с крестом. Этот символ единства и силы был покрыт тонкими узорами из золота, а драгоценные камни, которыми он был усыпан, переливались в солнечных лучах, наполняя храм новым сиянием. Священник поднял державу, словно поднося её самим небесам, и с тем же глубоким благоговением, что и прежде, обратился к царю:
– Прими державу сию, дарованную тебе Богом, – голос его звучал теперь ещё глубже, и казалось, что каждое слово пронизывало воздух, достигая самых далёких уголков храма.
Царь медленно протянул вторую руку, столь же украшенную перстнями, как и первая, и уверенно взял державу. Теперь он стоял перед всеми собравшимися, держа в одной руке скипетр, а в другой – державу. Это был момент абсолютного признания, момент, когда власть была полностью передана ему.
Храм наполнился звуками шепота. Люди, находившиеся на коленях, тихо переговаривались между собой, но их голоса были едва различимы в этом величественном пространстве. Лишь немногие, стоявшие в первых рядах, вели себя нейтрально – это были послы и родственники царя. Их взгляды были спокойны, но в них читалась скрытая напряжённость. Они обменивались короткими, но значительными взглядами, словно пытаясь прочитать мысли друг друга, пытаясь понять, что этот момент мог означать для них.