Деятели «демократического» розлива внушали нам, будто прекращённая Хрущёвым практика типична лишь для «ужасного сталинского режима». Но вот парадокс. Капиталистические службы безопасности осуществляют строжайший надзор за представителями аппарата власти, включая высших руководителей, и никогда не ослабят его. Западные спецслужбисты хотели бы скрыть неукоснительно соблюдаемую практику. А нужно ли? На ихнем «верху» не всегда этого стесняются. Президент США в 1974–1977 гг. Дж. Форд публично хвастал собственной благонадёжностью. Разоткровенничавшись и, видимо, испытывая гордость, он однажды поведал: перед тем как ему были доверены бразды правления, на разработку его давно проверенной персоны было вновь брошено порядка 250 сотрудников ФБР и др. ведомств. Сколько их контролировало каждый его шаг, когда он стал президентом, Форд, наверное, так и не узнал.

В то время как хрущёвцы разоружали социалистическую госбезопасность, на Западе наращивался жесточайший контрразведывательный режим, и спада в этом процессе там не было и нет.

Буржуазия небезосновательно убеждена: власть слишком дорогая вещь, чтобы безответственно относиться к ней, чтобы доверять безнадзорное пользование ею даже самым проверенным и надёжным слугам. Слуги буржуазии это понимают и не ропщут. А слуги советского народа? Немало их, неустойчивых и нетвёрдых, став бесконтрольными, не выдержали проверки на верность временем и обстоятельствами.

Осуществление революционных и эволюционных преобразований в пользу рабочих, крестьян, всех эксплуатируемых не может не вызывать сопротивления, включая силовое, их классовых антиподов. Реально оно подавляется тоже силой – диктатурой пролетариата. Она есть основная преграда на пути контрреволюции. Она же есть полнокровное обеспечение социалистической демократии. Твёрже эта диктатура – демократичнее социалистическое общество. Слабеет – рушится наша демократия. Здесь одно из генеральных различий между пролетарской и буржуазной диктатурами. Буржуазная подавляет эксплуатируемых, т. е. большинство народа, и чем сильнее это делает, тем уже рамки свобод большинства. Пролетарская подавляет эксплуататоров, т. е. незначительное меньшинство народа, и чем сильнее это делает, тем большее число людей пользуется благами свободы.

К тому же диктатура пролетариата не есть голое насилие. Борьба против отжившего общества, писал Ленин, для его преобразования в общество новое, социалистическое, разнообразна: она кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и политическая, административная и педагогическая.

Диктатура класса-гегемона, его руководящая роль по отношению ко всем остальным классам и социальным группам – краеугольный камень исторического развития, самое ОБЪЕКТИВНОЕ явление общественной жизни. Законы зарождения и функционирования этого явления исключают любые иные формы и содержания власти в классовом государстве. Идеология и практическая социология марксистов-ленинистов-сталинистов творчески развивалась и приспосабливалась к переменам в стране и в мире, однако неизменно зиждилась на этой базовой истине.

Но вот в лучах политической рампы высветились марксисты-ленинцы, запевшие о наполненном безмерным счастьем общенародном государстве. Из текста песни явствовало, что этот счастливый миг ждал нас не в будущем, а наступил уже сейчас. При Хрущёве эти солисты и хористы пели ещё не стройно. При Брежневе спелись высокопрофессионально, что и было закреплено ревизионистской, полусоветской Конституцией 1977 года.

О, какие толстые монографии и диссертации сочинялись, какие занудные лекции читались на тему общенародности! Какие наукообразные статьи писались! Какие утомительные радио– и телепередачи организовывались! Олухи царя небесного (если угодно, партийного) читали, слушали, смотрели, конспектировали. Скучали. Зевали. Соглашались. Не перепроверяли. Не заглядывали в классические труды. Не задавали лишних вопросов. Не интересовались мнением наших друзей в мире. Задубевшие от антисталинизма мозги не работали. Объявляя ненужной классовую диктатуру в классовом обществе – а социалистическая фаза коммунизма есть исключительно классовая реальность, – горе-идеологи объявили ненужным фундаментальный закон общественного развития. Горе-исполнители послушно взяли под козырёк. Что в остатке? Безмерное счастье оказалось безмерным идиотизмом. Голоса пели под чужую фонограмму: не сталинскую, не ленинскую, просто немарксистскую.