В четвёртой была соль народа – убеждённые либо стихийные марксисты-ленинцы-сталинцы, понимавшие порочность многих аспектов внутренней и внешней политики ЦК и правительства. К сожалению, они были фатально разобщены, в общественной жизни участвовали мало. Крупные деятели из их числа занимали выжидательную позицию, слабели от съезда к съезду, уходили из жизни при странных обстоятельствах. Сторонников сталинской линии исключали из партии, всячески тормозили приём в неё, мешали им в учёбе, в работе. О несплочённости КПСС стоит сожалеть. Однако более достойно сожаления, что эта, самая пассионарная и исторически перспективная колонна не имела ни авангарда, ни арьергарда – никакого конкретного формата. Поучительно, впрочем, что после всех перипетий лишь она выжила практически в полном составе, избавляется от попутчиков, пополняется новыми людьми, представляя собой относительно многочисленное, духовное ядро сегодняшней левой оппозиции – партийной и беспартийной. Поучительно и другое: её по-прежнему оттесняют от руководства этой оппозицией.
Наконец, к тому моменту внутри КПСС была воссоздана и пустила щупальца ещё одна – пятая, в полном смысле слова «пятая колонна», сколоченная из крупных партгосноменклатурщиков (их позже назовут агентами влияния), а также из более мелких членов. Она представляла собой законспирированную шпионско-диверсионную сеть Запада с сильным сионистским душком, точнее – вонью. На её совести крупномасштабное политическое, экономическое и техническое вредительство и самые болезненные провалы СССР во внутренней жизни и на международной арене.
«Платон мне друг, но истина дороже»… Как бы мы ни относились к ним, как бы ни порицали, какими бы они ни были одинаковыми и одновременно разными, никто из четырёх высших руководителей страны послесталинского периода – Хрущёв, Брежнев, Андропов, Черненко – не уличён в умышленном сговоре с системой, в службе ей за моральное или материальное вознаграждение, в заказном нанесении вреда государству. Каждый из них по-своему противостоял Западу, заботился об обороне и развитии СССР, об оказании поддержки силам прогресса в мире. Так, слабенькая новорождённая кубинская революция 1959 года была бы без советской помощи сразу раздавлена Штатами.
Другой вопрос, что они ответственны за своё окружение, куда проникали не отвечавшие критериям коммунистичности, неумелые, просто опасные элементы. Десталинизация вызывала идейно-политическую нестойкость и у тех, кто её возглавлял. Происходило их бюрократическое перерождение, личные недостатки принимали угрожающий антиобщественный характер, благие намерения превращались в преступные. Они губили страну своим непониманием теории и практики научного коммунизма. Синхронное и разномоментное срабатывание этих качеств подводило к высшей форме системности, возможной при социализме, – перестройке по-горбачёвски. Неосознанное, но хроническое предательство не могло не смениться предательством сознательным, появлением на высшем посту убеждённого, понимающего, готового на всё врага.
Из послесталинских лидеров СССР лишь Горбачёв продался Западу за деньги, хотя корчит из себя исключительно идейного борца с коммунизмом. Ничего сверхъестественного. Там, где капитализм имеет влияние, а в десталинизированном Советском Союзе он настырным сорняком прорастал из всех щелей, покупаются и продаются капиталопоклонники любого социального и семейного положения, возраста, достатка, национальности, вероисповедания, партийности и пр. Была бы цена предложена. Случай с Горбачёвым есть заурядный пример купли-продажи номинального хозяина государства – короля, султана, императора, премьер-министра, канцлера, президента, какими пестрит