На этом совещании И. В. Джугашвили, Л. Б. Каменев и М. К. Муранов совершили редакционный переворот, взяв редакцию газеты «Правда» в свои руки.

14-го вышел номер «Правды», в котором сообщалось: «В воскресенье, 12 марта, вернулся из ссылки один из пяти депутатов от рабочих в Государственной думе т. М. К. Муранов». В этом же номере были опубликованы статьи Л. Б. Каменева и И. В. Джугашвили. Статья последнего появилась под псевдонимом Сталин^>92.

Н.Н. Суханов[32]: У большевиков в это время кроме Каменева появился в Исполнительном Комитете Сталин. Этот деятель – одна из центральнейших фигур большевистской партии и, стало быть, одна из нескольких единиц, державших (держащих до сей минуты) в своих руках судьбы революции и государства. Почему это так, сказать не берусь: влияния среди высоких, далеких от народа, чуждых гласности, безответственных сфер так прихотливы! Но, во всяком случае, по поводу роли Сталина приходится недоумевать. Большевистская партия при низком уровне ее «офицерского корпуса», в массе невежественного и случайного, обладает целым рядом крупнейших фигур и достойных вождей среди «генералитета». Сталин же за время своей скромной деятельности в Исполнительном Комитете производил – не на одного меня – впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать^>93.

Н. И. Капченко[33]: Суханов в основу своих оценок, по всей видимости, в качестве главного критерия берет то, как часто и как красиво тот или иной деятель выступал на заседаниях Исполкома с речами. Сталин же – это хорошо известно – не был оратором, не обладал ярким даром публичных выступлений, хотя его речи и отличает строгая логичность и предельная четкость изложения мыслей. Поэтому, если судить о роли Сталина по меркам ораторского искусства, то она действительно не оставляла и не могла оставить сильного впечатления. Однако революцию делали не только яркие ораторы и народные трибуны, но и серьезные организаторы, причем с точки зрения объективных критериев отнюдь не безоговорочно пальму первенства можно отдать первым. По крайней мере, очевидно, что цель и смысл пребывания Сталина в составе Исполкома Петроградского совета, как это мыслила партия, заключались не в том, чтобы продемонстрировать ораторские дарования представителя большевиков. Среди большевиков было немало блестяще одаренных ораторов. И каждый делал свое дело на своем месте. В этом и состоит простая сермяжная правда. Делать же на основе умозаключения Суханова широкие выводы о безликости и серости фигуры Сталина на политическом небосклоне тогдашней России, по меньшей мере, неправильно^>94.

Р. Слассер[34]: До возвращения Ленина в начале марта 1917 года партийным центром было Русское бюро Центрального комитета, в которое входили уже известные нам Шляпников, Залуцкий и Молотов…

В первые дни марта, когда атмосфера неограниченной политической свободы способствовала быстрому возрождению партийной жизни, в Бюро появились новые люди, и к моменту приезда Сталина их число уже превышало двенадцать. Бюро собралось 12 марта после полудня, чтобы решить, как лучше использовать таланты только что вернувшихся из Сибири.

В отношении Муранова у членов Бюро не было никаких колебаний: они единогласно проголосовали, чтобы он вошел в состав Бюро и соответственно получил все полномочия и привилегии. Это голосование показало, что Бюро тогда отнюдь не настаивало на том, чтобы все его члены жестко следовали единой партийной линии, ведь всем было хорошо известно, что Муранов, будучи депутатом Государственной думы, не слишком-то поддерживал ленинские антивоенные призывы. Однако репутация Муранова по время ссылки была безупречной, и, несомненно, именно это обеспечило ему столь сердечную встречу членов Бюро.