. Не обладавший достаточной ловкостью престарелый президент, бывший фельдмаршал Пауль фон Гинденбург, в начале декабря 1932 года назначил канцлером министра обороны Курта фон Шлейхера, еще одного солдата, подавшегося в политику, и тем самым оставил не у дел амбициозного ультраконсерватора Франца фон Папена. Но когда Гинденбург отказался объявлять чрезвычайное положение и позволить Шлейхеру распустить Рейхстаг, с тем чтобы избежать вотума недоверия, канцлер подал в отставку. Шлейхер пошел на сговор с Гитлером, чтобы не допустить возвращения своего архиврага фон Папена, в то время как последний убедил Гинденбурга назначить канцлером Гитлера, несмотря на то что фельдмаршал с разгромным счетом обошел вождя нацистов на президентских выборах и презирал его, видя в нем выскочку-капрала [799]. Традиционные консерваторы воображали, что они смогут «приручить» Гитлера и правых радикалов, в то же время сколотив широкую коалицию против левых. 30 января 1933 года фон Папен, добившийся для себя должности вице-канцлера, с черного хода провел Гитлера в рейхсканцелярию для принесения присяги [800].

«Маленький коренастый австриец с вялым рукопожатием, бегающими карими глазками и усиками Чарли Чаплина – так Гитлер описывался в самой массовой ежедневной газете мира, лондонской Daily Herald. – Способен ли этот человек встать во главе великой нации?» [801]

Нацисты пребывали в возбуждении. «Гитлер – рейхсканцлер! – восторгался Йозеф Геббельс. – Прямо как в сказке!» [802] Геббельс устроил факельное шествие по Берлину, имитируя захват власти, несмотря на то что Гитлер пришел к власти законным путем (так же, как в Италии Муссолини) [803]. Впрочем, успех пришел не из пустоты. К 1929 году у нацистов по всей стране имелось 3400 партийных организаций, проводивших бесчисленные митинги и концерты, воздвигавших рождественские елки и майские шесты, прославлявших местных героев. Они апеллировали к страхам и предрассудкам немецкого народа, но в то же время – и к его чаяниям и интересам, обещая посчитаться с недавним позорным прошлым и принести стране национальное единство и возрождение [804]. Отряды нацистских штурмовиков, известные как СА, затевали уличные схватки с социал-демократами и коммунистами (которые были на ножах и друг с другом). Вожди нацистов поощряли насилие и беззаконие так же, как поступали и большевики на пути к власти, однако нацисты возлагали вину за подстрекательство к хаосу на коммунистов и требовали навести порядок [805]. Организованная оппозиция нацистам либо действовала нерешительно, либо пребывала в раздрае [806]. Рейхсвер был поглощен процессом перевооружения [807].

Существовала политическая сила, способная дать отпор нацистским штурмовикам на улицах, – коммунисты, но они активно вели линию на подрыв веймарской демократии, даже понимая, что тем самым играют на руку нацистам. Посредством Коминтерна Сталин требовал борьбы не на жизнь, а на смерть, но – с социал-демократами. «Социал-демократическому лесу не скрыться за нацистским деревом», – предупреждал вожак немецких коммунистов Эрнст Тельман [808]. Вся катастрофичность коминтерновской политики «социал-фашизма» стала очевидной на ноябрьских выборах 1932 года, когда немецкие коммунисты набрали почти шесть миллионов голосов, а социал-демократы – более семи миллионов, в то время как за нацистов было отдано 11,7 миллиона голосов. На единственных свободных и честных выборах в июле 1932 года нацисты получали больше голосов, чем коммунисты и социал-демократы вместе взятые [809].

Многие коммунисты считали нацизм, который они называли «фашизмом», последним этапом кризиса «монополистического капитализма», и, соответственно, потрясения Германии в конечном счете должны были способствовать успеху их дела, а это означало, что они должны были быть готовы взять верх над своими соперниками в левом стане