Как, опять все заново? «Снять Сталина!»

Центральная контрольная комиссия, во главе которой сейчас стоял сталинский подручный Ян Рудзутак, расценила эти пьяные разговоры как свидетельство существования «контрреволюционной группировки» [764]. Сталин прибавил к «заговору» опального правого уклониста Михаила Томского (директора государственного издательства) и 27 ноября провел совместную сессию Политбюро и президиума Контрольной комиссии. «Эти люди, – бушевал цепной пес Емельян Ярославский, – такие же, как группа Рютина, только в другом виде». Впрочем, к тому моменту правление Сталина довело страну до всеобщего кризиса, и даже некоторые архилоялисты уклонялись от решительного осуждения своих невоздержанных на язык товарищей. Куйбышев называл Смирнова его прозвищем (Фома) и вспоминал об их давней дружбе, восходившей еще к временам нарымской ссылки. (В той же ссылке был и Сталин, столовавшийся тогда у Смирнова.) Попавший в неловкое положение Микоян, который прежде был начальником Эйсмонта, почти ничего не говорил (выступив лишь под самый конец) [765].

Снова поползли слухи о том, что Сталин устно просил об отставке и что после неловкой паузы Молотов выступил с заверениями, что партия ему доверяет [766]. Как бы то ни было, Сталину пришлось выступать в защиту своей политики [767]. Он проворчал, что заговорщики изображали дело так, «что виноват во всем Сталин», и предупредил, что у страны есть две возможности: либо стать жертвой империалистов, подобно Китаю, либо социалистической промышленной державой, способной защищаться. «На самом деле они ведут борьбу не со Сталиным, а с партией, – сказал он в заключение. – Сталина можно „убрать“… но партию „не уберешь“, она останется при всех условиях» [768].

Эйсмонта и Толмачева исключили из партии, а Смирнова – из ЦК, хотя никто из них не был арестован [769]. Сталин велел разослать стенограмму заседания по партийным организациям. Он послал еще одну грубую телеграмму (под которой подписался также Молотов), на этот раз – уральским функционерам (07.12.1932), объявляя «неубедительной» их попытку оправдаться по поводу невыполнения совхозами плана хлебозаготовок. «Областное руководство не может уйти от ответственности, – говорилось в телеграмме, требовавшей назвать фамилии директоров совхозов. – Директорам объявите, что партбилет не спасет их от ареста, что враг с партбилетом заслуживает большего наказания, чем враг без партбилета» [770].

12 декабря 1932 года Советский Союз восстановил дипломатические отношения с правительством Чан Кайши в Нанкине. На следующий день Япония с запозданием отвергла советское предложение о заключении пакта о ненападении, направив соответствующую ноту советскому послу Александру Трояновскому [771]. Японцы допустили утечку переписки в искаженном виде; советская печать опубликовала оригиналы посланий, имея целью продемонстрировать агрессивный курс Японии [772]. Между тем Сталин решил расширить масштабы партийной чистки, устроенной на Северном Кавказе: 11 декабря в «Правде» появилась резолюция за подписью ЦК о проведении в 1933 году партийной чистки во многих регионах [773]. Его настрой отразился в приветствии советской тайной полиции по случаю 15-й годовщины ее основания, 20 декабря – в тот же день оно было напечатано в «Правде»: «Желаю им успеха в сложном деле искоренения врагов диктатуры пролетариата!» [774]

Кроме того, Сталин нашел время, чтобы опровергнуть слова Томаса Кэмпбелла, специалиста по сельскому хозяйству из Монтаны, несколько лет назад побывавшего у него на приеме, а теперь издавшего книгу о пережитом и о встрече со Сталиным («…проницательные черные глаза, неотрывно глядящие на тебя, даже при разговоре с помощью переводчика»). В целом она была выдержана в сочувственном тоне, но Кэмпбелл затронул щекотливую тему подрывной работы Коминтерна, написав, что Сталин «без всяких колебаний и с обезоруживающей откровенностью признал, что при Троцком была сделана попытка распространить коммунизм по всему миру. По его словам, это была главная причина его разрыва с Троцким… Он объяснил, что у них не было ни времени, ни денег для попытки коммунизировать весь мир, даже если бы они хотели это сделать». В опубликованном опровержении (23.12.1932) Сталин отрицал, что они говорили о Троцком, и отмечал, что Кэмпбелл в своей книге упоминает о стенограмме их разговора, но не приводит ее. Такая стенограмма (или то, что выдавалось за нее) прилагалась к опровержению; в ней Сталин упирал на необходимость дипломатического признания СССР для нормализации торговых отношений, а Кэмпбелл упоминал о том, что перед отъездом в СССР он встречался с только что избранным президентом Гербертом Гувером и обещал пересказать ему свой разговор со Сталиным