. Тем не менее режим создал Дальневосточный флот в качестве самостоятельного подразделения и увеличил план по выпуску подводных лодок [588]. 4 марта 1932 года в «Известиях» были напечатаны выдержки из расшифрованных секретных японских телеграмм с призывами к захвату Сибири и советского Дальнего Востока. (Судя по всему, японцам стало известно, что советские спецслужбы взломали их шифр.) «Известия» подчеркивали, что, хотя Москва сохраняет нейтралитет в китайско-японском конфликте, «Советский Союз [не] позволит кому бы то ни было нарушить неприкосновенность советских границ, вторгнуться в его пределы и захватить хотя бы малейшую часть советской земли» [589]. Тухачевский пересмотрел «польско-румынский» военный план, отныне предполагавший превентивный разгром Польши «ударами тяжелых бомбардировщиков по району Варшавы» и танковыми армиями [590].

Япония не стала аннексировать Маньчжурию, как она поступила с намного более маленькими Тайванем и Корейским полуостровом, а вместо этого организовала провозглашение марионеточного государства Маньчжоу-Го («Маньчжурская страна») и 9 марта поставила во главе Маньчжурии – древней родины династии Цин – Генри Пу-И, низложенного последнего цинского императора (незадолго до того похищенного японцами) [591]. Десять дней спустя Карахан предложил гарантии советской сдержанности японскому послу Хироте, который втайне сообщал Токио, что тот может делать в Маньчжурии все что ему угодно [592]. Втихомолку советское правительство обещало признать Маньчжоу-Го, продать Японии КВЖД и начать переговоры о рыбной ловле, нефтяных концессиях и торговле, требуя, чтобы взамен Япония перестала спонсировать антисоветские эмигрантские группировки, но Токио выказывал безразличие. Советскому послу в Токио было приказано донести до японцев, что Москва не даст себя запугать [593]. Впрочем, выбор у Сталина был невелик. К тому моменту завершились переговоры по поводу пакта о ненападении с Финляндией (21.01.1932) и с Латвией (05.02), а также впоследствии (04.05) был подписан пакт с Эстонией, однако переговоры с Румынией зашли в тупик из-за аннексии Бессарабии, оспариваемой Советским Союзом [594]. Переговоры с Францией шли мучительно и увенчались успехом лишь поздней осенью [595].

Сталин получал свежие донесения, что Варшава не отказалась от попыток дестабилизировать Украину и по-прежнему готова совместно с Японией напасть на СССР [596]. Тем не менее переговоры с Польшей в конце лета принесли плоды в виде пакта, хотя он и был заключен всего на три года. Германские опасения оправдывались: Сталин уступил требованию Польши вставить в текст договора положение о нерушимости границ последней [597]. Однако Ворошилов в письме (12.03.1932) советскому послу в Берлине горько сетовал на то, что верховное командование Рейхсвера лишь по необходимости «с нами „дружит“ (в душе ненавидя нас)» [598]. Пакты с Польшей и Францией фактически положили конец неудачным попыткам СССР установить особые отношения с Германией, основанные на том, что обе страны были париями в Версальской системе. Неизменной целью этих усилий было предотвращение создания антисоветского блока, чего на данный момент и удалось добиться при помощи торгового договора с Берлином 1931 года и пактов о ненападении с Варшавой и Парижем 1932 года [599]. Тем не менее для советской разведки, одержимой навязчивой идеей борьбы с эмигрантами, мотивы действий иностранных правительств оставались загадкой [600]. К тому же у СССР не было союзников. Пакты о ненападении были заключены с врагами [601].