. Помимо этого, он резко расширил масштабы с недавних пор практиковавшегося Министерством финансов энергичного поощрения индустриализации и привлекал для этого иностранный капитал, играя на разногласиях между французами и немцами. Витте видел в зарубежных кредитах способ ускорить накопление отечественного капитала. В то же время он заботился о государственном аппарате. Но в первую очередь Витте подчеркивал геополитическое значение индустриализации. «…как ни велики уже достигнутые результаты, тем не менее и по отношению к потребностям населения и по сравнению с иностранными государствами наша промышленность еще очень отстала», – писал он в 1900 году в докладной записке, призывая Николая II учредить протекционистские тарифы. К этому Витте добавлял, что «даже боевая готовность страны определяется не одним уровнем ее военной организации, но и степенью развития ее промышленности». Он предупреждал, что в отсутствие энергичных действий «медленный рост нашей промышленности затруднит выполнение великих политических задач монарха». Соперники России одержат над ней верх за рубежом и осуществят экономическое, а может быть, и «триумфальное политическое проникновение» в саму Россию [320]. Как впоследствии поступал и Сталин, Витте отдавал приоритет однобокому развитию тяжелой промышленности и крупных предприятий за счет легкой промышленности и благосостояния преимущественно сельского населения. Министерство Витте публиковало сознательно преувеличенную статистику по потреблению, чтобы скрыть тяготы, испытываемые народом [321]. Интересно, что Витте тоже писал резолюции карандашом прямо на докладах подчиненных («Обсудите это еще раз», «Напишите краткое изложение») и работал до поздней ночи – и то, и другое впоследствии считалось отличительными чертами будущего советского диктатора. Кроме того, Витте предвосхитил привычку Сталина расхаживать по кабинету, в то время как прочие присутствующие сидели.

Витте воображал себя русским Бисмарком, вдохновляясь тем, как «Железный канцлер» использовал государство для содействия экономическому развитию, а также его реализмом во внешней политике. При этом Витте также выступал, по крайней мере на словах, за то, что он называл бисмарковской «социальной монархией» – то есть за консервативную программу социального обеспечения с целью предотвращения социализма [322]. Витте обладал громадными административными способностями, а также сильнейшим чувством самоуважения, необходимым для крупного политика [323]. Помимо ордена Святой Анны первой степени – аналога советского ордена Ленина, – он получил более девяноста государственных наград от зарубежных правительств (что было немыслимо при советской власти). В свою очередь, используя фонды Министерства финансов, он раздавал награды, служебные квартиры, дачи, деньги на дорожные расходы и «премии» своим фаворитам, союзникам, придворным кланам и журналистам (в обмен на благосклонное освещение своей деятельности). Из здания Министерства финансов на Мойке открывался замечательный вид на Зимний дворец и Дворцовую площадь, но Витте также прилежно посещал салоны в дворцах знати, выстроившихся вдоль Фонтанки. При самодержавии министру было почти невозможно стать подлинно независимым действующим лицом. Витте во всем зависел от доверия царя. Он понимал, что еще один ключ к власти – хорошая осведомленность в условиях, когда государственные учреждения сознательно не делятся друг с другом информацией [324]. А для этого требовались широкие неформальные связи, пронизывающие все верхние слои общества. («Министру, – писал преемник Витте в должности министра финансов, – остается лишь играть соответствующую роль при дворе и в петербургском обществе, без чего невозможно защищать интересы своего ведомства и свое положение»