", одно за другим совещания в ЦК провел, тезис "всей партийно-воспитательной политике необходимо придать боевой, наступательный характер" на этих совещаниях выработал и стал проводить его в жизнь Но не успел, сам жаловался на партийный аппарат: "Улита едет". Собственно, моим ближайшим соратникам смена политики должна была стать очевидна, как только Жданов стал вторым (де-факто) секретарем ЦК: как-никак единственный человек, смевший сомневаться при самом товарище Сталине в невозможности нападения Германии на СССР.

А вот у военных с пониманием какие-то проблемы. Десять дней с даты того выступления прошло, а они уже свои "Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза" тащат. Где все "быть может и умно, да больно непонятно" (спасибо, Миша, за фразу). Непонятно: они что, в мою речь не вслушивались? Что им, генштабистам, не была видна преувеличенная товарищем Сталиным оценка возможностей Красной армии? Моя ложь про триста боеготовых советских дивизий, из которых треть – механизированы? А две трети из механизированных – танковые? Все это для Гитлера (чтоб боялся), для выпускников академии (чтобы не боялись), "моменты" же знают реальные возможности армии лучше, чем "вождь и учитель". А они – один удар на Краков, второй – на Варшаву, остальные – в активной обороне…. То ли наследники "великой" русской военной мысли образца тысяча девятьсот тринадцатого года, то ли пруссаки в краснозвездных мундирах: die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert… Без бензина, вспомогательной техники, средств связи, полной укомплектованности личным составом marschiert… Прогнулись. Пусть прогибаются, "соображатели": товарищ Сталин не стал их тогда ругать – просто оставил документ без последствий>85.

Год еще был нужен, год. И мы многое б успели за этот год – как успели за предыдущие два. Все в основном было сделано: и армия увеличена в три раза, и боевой техники у этой армии больше, чем у вермахта, и образованность командиров возросла. Но нужен был год на шлифовку, на полную механизацию, на мелочи всякие нужные, на пропаганду ту же. Не я сказал, Наполеон: на войне моральный фактор относится к материальному как три к одному.

А ведь я верил, что хотя бы год у меня есть – ведь ни с кем Гитлер не начинал войны без предупреждения. Тот же чехословацкий вопрос длился больше года, Польшу он предупредил за три месяца, на Францию напал почти через год после официального начала войны. Опять же, провокации устраивал: прежде чем начать войну с той же Польшей, переодел в польскую военную форму своих уголовников, дал им, дуракам, приказ захватить радиостанцию на немецкой территории, а когда, после выполнения приказа, их уничтожили немецкие пограничники, представил трупы "мировой общественности". Мол, смотрите – не я первым начал.

А с нами все по-другому – ни предупреждения, ни серьезных провокаций. Нет, провокации, конечно, были – те же нарушения границы немецкими самолетами, обстрелы наших пограничников – но это так, мелочевка, не серьезно. Значит, выделяет он нас из этой серой массы, боится хоть чуть-чуть.

Бойся. Я тебя не боюсь. Или боюсь?

Нет, мне никогда не нравился Гитлер. Никому я не говорил о нем добрых слов, не распространялся об эффективности его действий. У меня не найти таких цитат про фюрера: "Он не только восстановил положение своей страны, но даже в очень большой степени изменил результаты первой мировой войны.,. Что бы ни подумали об этих усилиях, они, безусловно, находятся в ряду наиболее выдающихся достижений в истории человечества