— Родителей искать, ясен пень!

— Так они же ваши…

— Перестань! Я этих мальчиков впервые вижу!

— А в свидетельстве о рождении ваше имя указано...

— Вера, волну не гони, — пропускаю мимо ушей ее замечание о каком-то таинственном свидетельстве.

— Я ведь не просто так вас разбудила… мне кажется, они писать хотят. Если уже ни того…

— А мне эта информация зачем? Забыла, где туалеты в офисе? Пришла попросить карту местности?

— Не смешно… я не умею с мальчиками. Вы сами давайте, — неожиданно проявляет характер

— Рост, выручай… — поворачиваюсь к другу, но тот отмахивается, пытаясь дозвониться до Вениамина Петровича, который имел неосторожность вызваться временной нянькой для его детей.

— У-у! — слышу откуда-то сзади. — Ба-бац!

Мы все вздрагиваем и видим, как один из близнецов сидит на полу и пытается запихнуть в рот остатки пиццы, пока его брат лезет на мой стол.

— Нет! Только не…

— Ар! Ух! — с видом победителя непоседа запускает пятерню в остатки салата и начинает возить грязной ручонкой по столу. Не успеваю подбежать к разбойнику, как в ход идет вторая рука. Видно, пацан решил, что барабанить по моей любимой "селедке под шубой" очень весело. Свекла разлетается по сторонам, летит на бумаги, которые я случайно забыл убрать, так как излишним аккуратизмом и не страдаю.

— Стой! Перестань! Перехватываю ладошки, перепачканные в майонезе.

— Дети голодные, наверное… — Вера отнимает у ребенка кусок пиццы, и он начинает реветь словно пожарная сигнализация.

— Божечки… да успокой ты его!

— Я не умею…

— Придумай что-нибудь! Ты же девушка! Где твой инстинкт?!

— Где-то очень глубоко… Я чайлдфри.

— В свободное от работы время буть хоть картошкой фри! А сейчас бери одного из них и веди в туалет. Отмывай вытирай... Делай, все, что нужно. До трех лет дети все бесполые. Так что можешь в женский сходить с ним. А я пока займусь вторым. А ну, не облизывай пальцы!

— Я и не облизываю, — на полном серьезе обижается Вера, думая, что воспитательный процесс направлен не на ребенка, а на нее.

— Вот и умница, Перепелкина. И в носу не ковыряй, это некрасиво, — кидаю ей в спину, давясь хохотом.

Хватаю мальца подмышку и тащу в коридор. Он как-то странно куксится. Наверное, все-таки хотел на завтрак мою селедку под шубой доесть.

Умыть ребенка оказывается довольно сложно. С каким-то диким верещанием мальчик вырывается из рук, а потом минут пятнадцать не дает мне настроить воду, дергая кран из стороны в сторону. В итоге я весь мокрый, а он сухой и приятно пахнущий свежей сельдью.

— Так, ладно. Пусть тебя мама с папой отмывают дома. Протираю ему пальцы салфеткой. — Ты пи-пи хочешь? — киваю на кабинку. Ребенок задумчиво смотрит на меня, а затем начинает хохотать, повторяя мое «пи-пи».

— Максим Михайлович, Максим! — слышу за дверью крики секретарши и инстинктивно заранее пугаюсь.

— Чего?

— Они в трусиках-подгузниках.

— Кто?

— Инвесторы. Которые через час придут на встречу.

— Не понял?! — выглядываю из туалета. А Вера-то шутница, оказывается.

— Дети ваши, конечно! В памперсах оказались.

— Так... Информация ценная. И... что?

— Вот, нашла в сумке. Надо поменять. Возьмите! — протягивает мне какую-то белую штуку.

— Ты первому поменяла?

— Да.

— Молодец. Вот тебе еще один. Вперед и с песней.

— Максим Михайлович! — возмущается.

— Обсуждать распоряжения руководства с руководством — дурной тон, Верочка. Выполняйте. Пока я вас не уволил по статье за халатность.

— Кошмар… — бубнит, но ребенка забирает.

— Пошли, пацан, — меняемся детьми, и я тащу первого обратно в кабинет. К счастью, еды у нас навалом.

В дверях встречаю Ростислава, натягивающего куртку.