Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ну вот, а у меня обратно.
О к с а н а В и к т о р о в н а. (Смотрит на часы). Что, обратно? Обратно боли в желудке? Говорила я тебе – не ешь эту гадость по утрам! В обед – и то чуть-чуть. А он всё пихает в себя разную дрянь!
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Да нету у меня никаких болей! И не надо мясо птицы называть дрянью.
О к с а н а В и к т о р о в н а. Курица не птица.
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Что же ты только первую часть народной мудрости сказала? Не хватило смелости закончить? Ладно, я сам: курица не птица – баба не человек. Не трудно, правда?
О к с а н а В и к т о р о в н а. Правда, но только первая часть, а вторая – лживое оскорбление. Так что там у тебя обратно?
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Я имел в виду, что моя сила воли и духа обратно пропорциональна твоему напору. И вообще, я подозреваю, что эта сила давно растворилась в твоём стремительном, сокрушительном водовороте энтузиазма.
О к с а н а В и к т о р о в н а. Я это знаю, милый. Поэтому я тебя очень сильно люблю. Тихо-тихо, дорогой, не надо опровержений и возмущений. Прения на сегодня считаю закрытыми. Мне пора. Задерживаться тоже следует до известных приличий, иначе подчинённые начнут неприлично сплетничать, вместо того, чтобы прилично работать.
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ну и какая тут социальная свобода?!
О к с а н а В и к т о р о в н а. Социальная свобода в том, что каждый из них имеет полное право в любой момент плюнуть на всё и уволиться. Каждый решает сам, как ему жить и чем добывать хлеб насущный. А ещё, милый, каждому своё – тебе философствовать, изредка подрабатывая, а мне работать, изредка философствуя.
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ах вот, значит, ты как?! По-твоему, значит, что я полный бездельник?! Иждивенец и тунеядец?!
О к с а н а В и к т о р о в н а. Угомонись, Рома. Ты только полный, а значит – добрый. И злиться тебе не к лицу.
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Да чего уж там – не к лицу, говори откровенно – не к пухлой роже.
О к с а н а В и к т о р о в н а. Я такого никогда не скажу, но тебе, конечно, виднее.
В кухню, после душа, входит дочь Виктория.
В и к т о р и я. Желаю здравствовать, дорогие родители! (Отец и мать здороваются). Устали? Надеюсь, утренняя гимнастика закончена? (Родители молчат). Очень хорошо. Можно спокойно выпить кофию. (Начинает пристально смотреть на мать). Мама, ты плохо спала?
О к с а н а В и к т о р о в н а. (Настороженно). Нормально я спала. А что?
В и к т о р и я. У тебя мешки под глазами, а на мешках морщины.
О к с а н а В и к т о р о в н а. Откуда они могли взяться?! Я же утром наводила марафет, всё было в полном ажуре. (Расстроенно). Ничего не понимаю?! (Уходит к зеркалу, а дочь рассматривает голову отца). О-па! Ни фига себе! Папа, у тебя на лысине начали прорастать мягонькие пушистые волосики! Как у младенца! Через недельку очень будут гармонировать с твоей бородкой. Сами пошли в рост или применял какое-нибудь контрабандное средство? (Отец молча направляется в прихожую, на ходу рукой поглаживая лысину). Какая красота! Тишина и блаженство. (Подходит к плите, мурлыча что-то под нос, но тут возвращаются родители). Всё возвращается на круги своя. Улыбнитесь, любимые родители! С первым апреля вас!
О к с а н а В и к т о р о в н а. Точно! Спасибо, дочь, за своевременную шутку. Не попасть впросак на работе. А как бы это мне пошутить? Не по мелочи, а по крупному!
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Скажи каждому в отдельности, что он уволен.
О к с а н а В и к т о р о в н а. Грубо и не смешно, гражданин сатирик-юморист!
Р о м а н Р о м а н о в и ч. Я же говорю – пора к деревьям.