Р о м а н Р о м а н о в и ч. А что я такого страшного сказал?

О к с а н а В и к т о р о в н а. Ты сказал то, за что в моей глуши, откуда я родом, старшие люди били по губам, а умные ровесники – по зубам. А насчёт дачи – подумай. Дельное предложение. Я отвезу. Ты там вмиг забудешь о своей депрессии.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Что, думаешь, природа так благотворно на меня подействует?

О к с а н а В и к т о р о в н а. (Чуть улыбнувшись). И природа, конечно, тоже, но главное, что ты будешь поставлен в жёсткие условия выживания. Тебя одного отправить на дачу, что другого забросить в джунгли. И ещё не известно, у кого больше шансов выжить.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ах, так! А вот и поеду! И прекрасно проведу время! Вечерние сумерки сгущаются над безмолвным лесом, я сижу в полумраке уединённой хижины, пристанище одинокого волка, и наблюдаю отблески от пылающего камина, которые на стенах и потолке причудливо рисуют пасторальные картины средневековья. Огненные блики весело играют по комнате, переливаясь калейдоскопом яркого разноцветья на бутылке с вином и на бокале…

О к с а н а В и к т о р о в н а. (Насупив брови). Нет, пожалуй, на дачу одного я тебя не отпущу.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Боишься, что сопьюсь?

О к с а н а В и к т о р о в н а. Это не самое страшное. Там надо колоть дрова и топить камин. Ты в первый же день покалечишь себя, а потом, приняв анестезию и причудливо переливаясь калейдоскопом яркого разноцветья, спалишь дачу. После чего будешь весело играть с огненными бликами по комнате, пока не задохнёшься и не сгоришь.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ты нарисовала ужасную картину. Я не хочу такой смерти.

О к с а н а В и к т о р о в н а. А я, хоть и покажется тебе это странным, вообще не хочу твоей смерти.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. А давай вместе?

О к с а н а В и к т о р о в н а. Весело поиграем с огненными бликами, переливаясь разноцветьем бутылок и бокалов?

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Махнём на дачу! И огненные блики будут не страшны, и игры с бокалами и бутылками ограничим. А будем переливаться разноцветьем счастья и…

О к с а н а В и к т о р о в н а. Ты же знаешь, что я не могу. У меня уйма дел. А может тебя в деревню к моему брату? Там у нас такая красота! И ты не один – под присмотром.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Ты хочешь от меня избавиться?!

О к с а н а В и к т о р о в н а. Очередная глупость. Я пытаюсь избавить тебя от пустой, дуратской ипохондрии, а заодно, предоставить свободу действий, которую ты так жаждешь.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. (Глядя в стол). Я не жажду свободы.

О к с а н а В и к т о р о в н а. Вот это новость! Ты противоречишь сам себе. И если на то пошло, то я всегда считала, что человек, созданье Божье, должен рождаться свободным, и его стремление к хотя бы относительной независимости должно присутствовать в нём всю жизнь, несмотря на изощрённые попытки сородичей по виду гомо сапиенс его закабалить.

Р о м а н Р о м а н о в и ч. Это демагогия. Человек рождается должником. А может, и того хуже – рабом, хотя многие рабы считают себя свободными гражданами.

О к с а н а В и к т о р о в н а. Я же сказала – относительная независимость. А вот рабами, по большей части, мы становимся сами, становясь добровольно заложниками своих страстей. А психологическое рабство – самое страшное рабство человека. А вот стремление к разумной социальной независимости – это нормальное желание каждого человека. И чем сильнее напор агрессора, тем сильнее сила воли и духа индивидуума этому напору противостоять. Она должна быть прямо пропорциональна, а не обратно. Именно этим качеством определяется личность.