2. Стэнфордский тюремный эксперимент – научный эксперимент, поставленный в 1971 году американским социальным психологом Филиппом Зимбардо (р. в 1933 г.). Целью исследования было установить, в какой мере на поведение человека влияют внешние (системные и ситуационные) и внутренние (личностные) факторы. Участниками эксперимента стали молодые люди, изображавшие надзирателей и заключённых в условной тюрьме. Однако обе группы настолько «заигрались», что возникла угроза для психического здоровья подопытных, и эксперимент пришлось прервать раньше срока.

3. Девушка с татуировкой дракона – героиня одноименного романа Стига Ларссона (1954–2004), опубликованного в 2009 году (оригинальное название переводится со шведского как «Мужчины, которые ненавидят женщин»), а также нескольких киноэкранизаций. Лисбет, девушка-аутист с ограниченной дееспособностью, стала жертвой сексуального насилия со стороны законного опекуна, но сумела отомстить ему, не обращаясь ни к кому за помощью и защитой.

4. «…неистовый, громогласный мистер Броуди с суковатой палкой в руке» – герой романа «Замок Броуди» (1931 г.) Арчибальда Джозефа Кронина (1896–1981) – хам, сноб и домашний тиран, жестоко издевавшийся над матерью, женой и детьми.

Конечно, всё могло закончиться гораздо хуже, но не зря за моей спиной стояло такое сильное лобби. Малик задействовал все свои связи и нажал на все рычаги телефонного права, а мой адвокат (по чьей вине я, собственно, и попал в этот переплёт) превзошёл красноречием Цицерона, Кони и Плевако, убеждая следователя не изменять меру пресечения за десяток дней до суда. Поэтому единственным моим неудобством стало общество троих сотрудников полиции, по очереди охранявших меня в больнице. Они наблюдали за мной, а я наблюдал за ними. Я надеялся с их помощью проверить догадку Полозова о тайных пороках Светиного мужа: возможно, кто-то из них своим профессиональным оком сумел бы разглядеть в Иване домашнего насильника и скрытого садиста.

Иван приезжал в клинику почти каждый день и трогательно ухаживал за женой. Я часто видел их в парке на прогулке, и всякий раз Света встречала и провожала меня своим гипнотическим взглядом, отчего моя душа была готова вывернуться наизнанку. Но как ни старался я сам, как ни пробовал невзначай обратить на эту пару внимание троих детективов, Иван не выдал себя ни единым жестом, словом или поступком – так что я в конце концов начал сомневаться: а был ли мальчик?

Тем временем состояние Полозова отличалось от прострации Светланы разве что сохранившейся способностью к речевой деятельности. Нам так и не удалось разгадать тайну его татуировок; каждую ночь возвращались ночные кошмары, где я являлся страдальцу чтобы сбросить его с высоты, а последней каплей, переполнившей эту горькую чашу неудач, стала загубленная адвокатская карьера. Полозов не принимал никаких посетителей; он отказывался видеть даже родную мать и целыми днями сидел, закрывшись в палате, – иными словами, впал в один из семи смертных грехов: в грех уныния, всё ниже сплавляясь по Угрюм-реке в сторону моря Отчаянья.

В тот день я заглянул к нему просто чтобы проведать и хоть как-то поддержать товарища по несчастью. Полозов лежал на кровати, отвернувшись лицом к стене, не подавая признаков жизни.

– Эх, Евгений Андреевич! Вот и сбылось то, что ты наворожил себе в своих снах. Вот только мне перед тобой не в чем повиниться. Я тебя никуда не сталкивал, наоборот, пытался удержать, как мог. У меня в этом деле свой личный интерес – скоро суд, а адвокатов, как коней, на переправе не меняют.