– Когда?

– Вечером, – не задумываясь, прошептала взволнованная Соня. – В девять.

– Где?

– На углу Большой Никитской и Никитского бульвара.

– Почему там?

Она смогла его удивить, разбавила торопливый диалог тягучей паузой.

– Не знаю. Там хорошее место. Я люблю…

Он, не дав ей договорить, снова стиснул ее в объятиях, теперь увереннее, сильнее, исполненный надежды и вожделения. Но на этот раз она первая прервала поцелуй, заторопилась домой.

– Ты не обманешь меня? – спросил он, наблюдая, как она вытирает бумажным платком губы с размазанной помадой, чтобы не быть случайно разоблаченной.

– Я и раньше не обманывала. Я боялась.

– А теперь что изменилось? – усомнился в ее искренности Илья.

– Все изменилось, – уклонилась от ответа она.

– Ты хочешь, чтобы я, как мальчишка, удовольствовался этой неопределенностью?

– Не будет никакой неопределенности, – пообещала Соня.

– Тогда, может, останешься на чай?

Илья, до конца не поверивший словам, пытался удержать ее при себе, проследить ее путь из этого кабинета до самого перекрестка Никитской и бульвара. Она отказалась и сразу заговорила о другом, вернув его к почти утратившему оттенок обиды и горечи семейному обеду.

– Ты ждешь Левушку?

– Да, нам надо обсудить ситуацию.

– Позволь ему самому решить.

– Что? – Илья изумился, как быстро женщина сменила бессловесную роль робкой наложницы на уверенное амплуа повелевающей госпожи. – Это еще почему?

– Посмотри на меня. – Он воззрился на нее, как будто искал в ее фигуре объяснение этой перемене, но она пояснила: – На мою жизнь. Не заставляй его совершать ошибку. Пусть он выберет сам, пусть мучается, страдает, любит, ругается. Пусть ошибется, если на то воля свыше, но, по крайней мере, не возненавидит тебя. А ты не потеряешь доверие единственного сына.

Илья не хотел раньше времени думать о предстоящем разговоре, потому что думал о женщине, которая будет ждать его в машине вечером. И спросил о ней.

– Ты ненавидишь меня, Соня?

– Иногда хотела бы. – Она ответила так быстро, что это не могло быть игрой. – Но ничего не выходит. А еще говорят, что от любви до ненависти один шаг, но именно он мне никогда не удается.

– Порой я уверен, что тебе удалось.

– Это знаковая система. У тебя она одна, у меня другая.

– Что это?

Он наморщил лоб, пытаясь уследить за ее образами.

– Кошка и собака. Одна машет хвостом, приглашая поиграть, другая ощеривается в ожидании нападения.

– Ясно. Значит, все твои слова…

Все было куда сложней, но объяснить ему это не представлялось возможным в силу тех же разных знаковых систем. Осталось только напустить тумана, что она и сделала.

– Иногда были правдой, иногда – реакцией на непонимание. Любовь бывает не менее жестокой, чем ненависть. И ты, настаивая на подчинении, бываешь очень суров. – Она гнула свою линию, вернувшись к разговору о Левушке. – Покажи ему, что ты его любишь и готов доверять, и он постарается оправдать твое доверие, поверь мне.

– Зачем тебе роль миротворца, Соня? – Илья все еще не был уверен, что она на самом деле повзрослела. – Разве мало у тебя своих проблем? Оставь эти мне.

– Затем, что я хочу сегодня увидеть тебя счастливым. – Она пожала плечами, извиняясь за столь утилитарный подход. – У меня своя выгода. А если ты не отпустишь его…

– Довольно. Я понял.

Он твердо решил не говорить с ней о делах.

– Я знаю, ты будешь мудрым. Кто-то должен первым простить обиды и уступить. Он слишком молод для компромиссов. Прошу тебя, милый.

Она вернулась к нему с середины комнаты, приподнялась на цыпочки, прикоснулась к щеке легким родственным поцелуем и исчезла за дверью, оставив его в предвкушении вечера.