– Благодарю вас. – Джиллиан небрежно махнула рукой. – Я люблю, когда гости ведут более или менее содержательные разговоры, а не занимаются сплетнями, как это чаще всего бывает на светских приемах.

– Почему?

– Как я уже сказала, я люблю… – Она запнулась. Пожалуй, уже можно быть с ним откровенной. Откровенность так же важна для нормальных взаимоотношений, как и уважение. Джиллиан немного помедлила. – Я вижу огромное количество потерь в обществе, в котором мы живем. Ценности исчезают не только из-за войны, но и из-за праздности. Умы растрачиваются в разговорах о покрое чьего-то пальто, как будто от этого зависят судьбы мира.

– В самом деле? Однако я не припомню почти ни одного бала или приема, на котором бы не видел вас.

– Вы наблюдательны. – Джиллиан рассмеялась. – Но там я всего лишь гостья. Я не вижу ничего дурного в веселых развлечениях, однако не хочу посвящать им всю жизнь, вот и приглашаю на свои вечера художников и критиков, писателей и ученых, поэтов и политиков. Мужчин, которые думают не только о том, как трудно хорошо завязать галстук.

– А каких вы приглашаете женщин?

Нет ли в его голосе насмешки? Или ей просто показалось?

– Не менее умных, чем мужчины, и способных к проницательным суждениям, облеченным в свободную форму. – Она сдвинула брови. – Это для вас неприемлемо?

– Не вполне. Умные женщины, желающие обо всем судить по-своему, – давнее проклятие моей жизни, – сухо ответил Шелбрук.

Он имеет в виду своих сестер? Если у нее верные сведения, их у него четыре. Или в его жизни есть еще какая-то женщина?

Воцарилось молчание. Джиллиан не приходило в голову ничего такого, что не прозвучало бы банально или глупо. А она ни в малейшей степени не желала бы показаться Шелбруку глупой – слишком много было поставлено на карту.

Свет, падающий из коридора, освещал лишь половину лица Шелбрука, подчеркивая линии его профиля – строгого и немного сурового. И угрожающего? Теперь он смотрел на Джиллиан пристально и неотрывно, и взгляд его, пожалуй, был оценивающим.

– Зачем вы пригласили меня к себе? – вдруг спросил он.

– Зачем? – повторила Джиллиан, потому что вопрос застал ее врасплох. – Вы задаете слишком много вопросов, милорд, – произнесла она с некоторой долей кокетства.

– Только тогда, когда не знаю ответов.

Напряженность интонации подчеркнула смысл слов. Джиллиан мгновенно ощутила, что их разделяет очень малое расстояние и что они здесь совершенно одни. Чувствует ли это и Шелбрук?

– Леди Джиллиан?

Она глубоко-глубоко вздохнула.

– У меня есть для вас деловое предложение.

– Деловое предложение? – протянул он. – По поводу картины?

– Картины? Почему вы так подумали?

Шелбрук пожал плечами:

– Да так, просто пришло в голову. Видимо, в результате спора нынче вечером, не более того. Продолжайте, пожалуйста.

– Мое предложение носит личный характер.

– Вот как? – Шелбрук выпрямился, и это движение приблизило его к Джиллиан на расстояние всего в несколько дюймов. У нее гулко забилось сердце. Голос у него был тихий, а интонация – полной значения, о котором Джиллиан не смела гадать. – Должен признаться, я заинтригован. И насколько личный?

– Исключительно личный. – Внезапное желание увеличить расстояние между ними охватило Джиллиан, и она отступила через порог в коридор. – Но сейчас мы не можем это обсуждать – я слишком надолго оставила без внимания своих гостей. Не будете ли вы так добры задержаться до тех пор, пока все не разъедутся?

– Если вы хотите. – Ответ прозвучал вполне равнодушно. – Хорошо, я останусь.

Джиллиан кивнула, повернулась и быстро пошла по коридору, чувствуя, что Шелбрук провожает ее взглядом. Наблюдает за ней. Вдумчиво и с любопытством. Однако с такого расстояния он не может видеть, что руки у нее дрожат, а лицо снова пылает. Предвкушение встречи смешивалось у Джиллиан со страхом. Ей вдруг захотелось избежать этого разговора, и вместе с тем она понимала, что оставшееся до него время покажется ей вечностью.