Солнце бросил на неё удивленный взгляд, Харда усмехнулась и поспешила добавить:

– Да-с, ахраш родился на Мрайсикае, он не говорил? – она улыбнулась, – Наверное, вылупился из забытого яйца, которое парочка моих родичей не успела съесть до эвакуации, – она повернулась к нему, – Ну, а ты? Твоя очередь рассказывать.

– Ох, ну-у… – он собрал мысли в кучу, смешал ложь с правдой в приемлемых пропорциях и выдал, – Ну, люди достигли значительного прогресса в биоинженерии раньше, чем вступили в ФОМ. Поэтому такие как я отправились на встречу дальнему космосу в первых рядах.

– Такие как ты? – удивилась она, – Это-с какие?

– Модифицированные… Люди с контролируемыми мутациями, – пояснил он и старался не смотреть ей в глаза, чтобы ложь звучала убедительнее, – Я, конечно, родился гораздо позже. Меня считали дефектным… – он запнулся, – Поэтому на официальную службу я не попал, – и нервно усмехнулся, – Но у меня был капитан… Мы… – он нахмурился, воспоминания открывались с трудом и тьма внутри него, в след за ними начала подниматься вдоль спины липким холодом; он взялся за голову, – Мы были близки, – это всё, что он мог точно сказать.

И смолк.

Тьма внутри пугала, обжигала холодом. Солнце не решался так глубоко заглянуть в неё, хоть и догадывался, что все ответы в ней. И было в ней что-то ещё… Нечто родное и уютное. Домашние звуки работающих систем корабля, он почти слышал их из тьмы. Вспомнил ощущение, как сам корабль иногда становился для него второй кожей, продолжением его самого… Азарт и скорость на виражах, иногда он паниковал в сложных ситуациях, но вместе с тем всегда было полное ощущение безопасности и уверенность, что всё будет хорошо и всё заканчивалось хорошо, а капитан… Он совсем не помнил, каким был капитан. Он не мог даже быть уверенным, был ли капитан мужчиной или вообще человеком, но точно помнил, что всё время обращался к нему: «Капитан». И Солнце точно помнил, что доверял ему больше, чем себе и в ответ Капитан всегда был на его стороне, всегда защищал и выигрывал в играх с Солнцем по вечерам.

Тёмный холод внутри него начал проступать на кожу ознобом, Солнце бросило в дрожь, и он отказался вспоминать что-то ещё.

– Мы были очень близки. – только повторил он.

Харда помолчала, навострив на него уши, спросила:

– Что с ним случилось?

– Я… – он нахмурился и сжался, не в силах сопротивляться внутренней тьме, – Я не помню.

– А-с, шок. Понимаю, – без особых эмоций кивнула Харда, – А что с кораблём?

– Он… – Солнце сглотнул, воспоминание вырвалось из тьмы как вспышка и вынудила его глаза заслезиться, – Его нет, он… Взорвался? – он сам был не уверен, вспоминать было больно.

Харда отвернула голову и снова посмотрела в Сад:

– Не худшая смерть.

Лицо Солнце перекосило, он сжался в плотный черный комок и спрятал лицо руками. Его трясло.

– Ты веришь в магию чисел? – как ни в чём не бывало спросила Харда, – Говорят же «как назовешь корабль, так он и полетит», с числами то же самое. У дранкасов даже есть числа, которые нельзя использовать, если они несчастливые. Какой номер был-с у твоего корабля? Может-с, его судьба была предопределена изначально? – закончила она таинственным тоном.

Солнце не ответил, только сильнее сжался.

– Ой, да ладно-с! – она шлёпнула его по плечу, – Я тут тебя отвлечь пытаюсь, не обнуляй мои усилия в том, где я и так-с полный ноль.

Солнце слабо поднял голову. Нахмурился и сам удивился тому, что может безболезненно вспомнить его:

– Бортовой номер ноль семь две тысячи сто тринадцать, – вышло так легко, будто он говорил его тысячи раз.

Харда быстро повернулась к нему и жадно облизнула воздух, её зрачки расширились, а уши навострились к словам.