В ужасе поворачиваюсь к Зейну. Он точно знает, что делать.

– Зейн, Зейн! Что с ней?!

Он бережно берет таракана у меня из рук и гладит его, как если бы жуткое создание действительно было нашей дочерью.

– Ну же, родная, чего ты испугалась? – Зейн снимает с насекомого пижаму, продолжая почесывать налитое брюшко. – Наша малышка выросла. Скоро она станет совсем взрослой, похожей на тебя. Неужели ты ее не узнаешь?

Лицо Аиши вытягивается, принимает треугольную форму, темнеет, у носа появляются длинные усики со щетинками. Она быстро перебирает лапками и негромко попискивает: «Па-па, пол, па-па, пол! Ма-ма, дай!».

– Совсем, как ты. – Умиляется Зейн, обнимая таракана. – Только лапками двигать научилась, а уже хочет на пол. Признайся, любимая, ты не подмела хлебные крошки после обеда?

Отшатываюсь от омерзительного зрелища, не отводя взгляда от существа, которое совсем недавно было моей дочерью.

– Она не такая, как я! Я человек!

– Ты уверена? – ухмыльнувшись, спрашивает Зейн.

Перевожу взгляд на ладони. Кожа заметно потемнела. Нос зудит и, прикоснувшись к нему, я чувствую, как он грубеет, а по обе стороны от него возникают парящие в воздухе усики. Ноги перестают держать меня, и я падаю на пол, замечая краем глаза, как Аиша бежит, перебирая лапками, на кухню.

Спину ломит – она покрывается надкрыльями с мелкими жилками. Ощущаю непривычную тяжесть там, где был живот. Перевожу взгляд вниз и вижу тараканье брюшко. Вместо рук и ног возникают такие же лапки, как у Аиши. Хочу посмотреть на Зейна, узнать, что происходит, но у меня больше нет шеи и рта. При попытке заговорить сильные челюсти клацают хитиновыми зубцами, но не издают ни звука. От осознания, что я превратилась в таракана, не могу даже пошевелиться.

Зейн гладит мои надкрылья и наклоняется, ставя напротив морды зеркало.

– Посмотри, Ли, твое тело стало другим. Сильнее. Приспособленнее для выживания.

Я не контролирую до конца тело насекомого, в котором оказалась, и усики беспорядочно шевелятся в воздухе. Липкий страх и шок лишают остатков здравого смысла, и я чувствую, что балансирую на грани безумия.

– Только вот знаешь, в чем проблема? – демонстративно задумавшись, задает вопрос Зейн.

Черные глазки-бусинки вращаются в отражении, лапки подрагивают, готовые против моего желания нести тельце на кухню – туда, где ест хлебные крошки Аиша.

– Люди не любят тараканов. Окажешься среди них – и тебя ждет непоправимое.

Зейн увеличивается в размерах. Стены падают под давлением его плеч, голова с зелеными кудрями проламывает крышу. Штукатурка осыпается на тараканьи усики, как сахарная пудра на печенье. Один-два-три. Над разрушенным домом возвышается человек-гора, великан, злобный Гулливер.

– Кто-нибудь обязательно найдет тебя, крошка-таракашка, и тогда тебе несдобровать, потому что этот «кто-нибудь» раздавит тебя. Вот так.

Гигантский ботинок с тяжелой подошвой медленно поднимается надо мной и резко опускается. Короткая вспышка боли взрывается в голове, когда она расплющивается, а внутренние органы складываются и разрываются под давлением. В пространстве звучат слова Зейна: «Вот так, крошка-таракашка, вот так!» А потом я просыпаюсь.

Знакомая палата. Стерильная чистота. Горшки с цветами на подоконнике. Ремни на запястьях.

– А-а-а-а-а! – Вопль безысходности раздается на всю больницу.

Мне только что приснился самый ужасный сон за всю жизнь. Но пугает не то, что я проснулась раздавленная ботинком Зейна. Все намного хуже. Я не могла контролировать кошмар… Точки входа не было. Я принимала за чистую монету весь бред, который происходил: семейную жизнь с Зейном, нашу с ним общую дочь, трансформацию в мерзкое насекомое. И сейчас этот бред продолжается. Лиер Сикехус… Мне не привиделась заброшенная психиатрическая клиника. Я все еще здесь. В подтверждение этой мысли в палату вбегает Бьянка.