Я, наконец, смогла надеть домашнюю одежду и забраться на диван. Эрик принёс мне бокал вина и сел рядом с таким же в руке, открыв брошенную на диване книгу.
Машинально переключая каналы в поисках, чего бы посмотреть, я никак не могла отделаться от очень неприятного осадка, оставленного разговором с Сореном и Эриком. Мне позарез требовалось как-то переварить то, что они на меня вывалили.
Вообще-то, после того, как схлынули первые эмоции, и последовавшего за этим глотка холодного рислинга ситуация начинала выглядеть странной. То, что выкинул Сорен, было на него совсем не похоже.
Во-первых, он проявил неожиданную инициативу и развил бурную деятельность, пусть и частично руками Эрика. Для него это уже было многовато. Во-вторых, Сорен – киношный сценарист, раньше он никогда даже не пытался лезть в другие области искусства, считая себя недостаточно квалифицированным, и такую резкую смену направления можно было ожидать от Эрика, но не от него. Господа соавторы мне чего-то недоговаривали. А это, в-третьих, тоже не в духе Сорена, который совершенно не умел врать.
Зато я знала, кто умел это хорошо.
Я покосилась на Эрика, абсолютно невозмутимо тянувшего вино из бокала и делавшего вид, что читает, но поверх обложки нет-нет, да и сверкал в мою сторону быстрый взгляд его синих глаз. Да, и, в-четвёртых, потратить два месяца своего драгоценного времени на деятельность, не обещавшую им ни копейки дохода, для прижимистого Сорена тоже было странно. А ещё удивительнее то, что Эрик, который после заката своей спортивной карьеры всё-таки научился считать деньги, и который искал в компании Сорена славы лично для себя, ему это всё позволил. И даже охотно кинулся помогать.
Я сделала ещё пару глотков и повернулась к тому, кто мог ответить на мои вопросы.
– Ты случайно не знаешь, какая муха укусила Сорена? С чего это он так театром увлекся?
– Случайно знаю, – книга моментально захлопнулась и полетела в угол дивана.
– Расскажешь?
– Потом. Имей совесть, я тебя не видел две недели, а твои мысли заняты только Сореном. Даже как-то обидно.
Он вынул бокал из моей руки и, чуть склонившись, поставил оба бокала на пол. Чуть позже, в самый разгар поцелуя, я успела заметить боковым зрением, что один из них уже лежал на боку, пропитывая рислингом ковёр.
Не бережём мы вещи, не бережём.
Если Эрик думал, что я забуду о его обещании, то он просчитался – я не забыла. И прямо с утра за завтраком начала требовать подробностей.
– Только пообещай мне, что Сорен никогда от тебя не узнает, что это я растрепал, – попросил Эрик, наливая мне кофе.
– Настолько страшная тайна?
– Скорее, это личное.
– В таком случае я только порадуюсь, потому что я тоже иногда тебя к нему ревную. Ты проводишь с ним больше времени, чем со мной. Да вот уже и секреты у вас от меня появились, – я отставила чашку, поняв после первого глотка, что кофе слишком горячий, и начала сверлить Эрика взглядом. – Дай-ка угадаю. Сорен опять влюбился?
– Да. Но это не совсем то, что ты думаешь. Случай немного из ряда вон. Хотя ты его как раз поймёшь, как никто.
Да с чего бы это, подумала я мимоходом. Я, в отличие от Сорена, у которого Великая Последняя Любовь случалась не реже раза в сезон, была в своих предпочтениях настолько стабильна, что это иногда пугало меня саму – с момента, как я первый раз увидела Эрика, другие мужчины перестали представлять для меня эротический интерес, как я ни пыталась это исправить. А Сорен состояние влюбленности использовал, как топливо для творческого процесса, поэтому, как только образ очередной Прекрасной дамы мерк в его глазах, он тут же находил себе новую богиню. В постельную плоскость он эти отношения переводил редко и обычно по инициативе самой дамы – уж очень ему было лень тратить на секс и танцы вокруг него время, в которое можно было писать, тогда как платоническое чувство таких ресурсов не требовало, и Прекрасная дама даже не всегда о нём знала. Но периодически и Сорен уходил в загул, как мартовский кот, а вернувшись оттуда, каждый раз задумчиво сообщал мне, что секс, по его мнению, обществом переоценён. На этом месте можно было ставить верстовой столб и включать обратный отсчёт – до очередной великой любви оставалось примерно недели две.