– Значит, она всё-таки умерла… – узнала Маша голос отца Мари, хоть он и звучал безжизненно глухо.

– Да, граф. И более того, вы можете скоро потерять вторую дочь: связь с сестрой тянет девушку за собой, и она, скорее всего, умрёт…

– Есть какое-то «но»? Иначе зачем вы мне всё это говорите?

– Существует зелье, которое позволит удержать душу Марии. Но в его состав входит трава, которая произрастает только в Тёмной Пустоши…

– Я знаю, что это значит. Не тяните, Каффер! У вас есть рецепт этого зелья?

– Есть. Но я не хотел бы, чтобы леди его использовала: как и всё тёмное, зелье требует плату. Если леди Мария станет пить его, у неё не будет детей.

– Но… но она же наследница! Моя единственная дочь!

– Поэтому я и хочу вам сказать о втором варианте спасения. Её душе нужен «якорь». Что-то, что заставило бы Марию захотеть остаться в этом мире, какое-то очень сильное чувство…

– Любовь? – фыркнул граф. – Вы же сейчас об этом? Вы понимаете, что для нас, аристократов, это непозволительная роскошь? Наши браки всегда заключаются по расчёту…

– Поэтому я и говорю вам, чтобы вы знали и приняли решение самолично.

Они некоторое время помолчали, и граф пробурчал:

– Самое сильное чувство любви, которое может испытывать женщина, – это любовь к своему ребёнку… Что, если Мария, принимая зелье, выйдет замуж за какого-нибудь герцога без любви, а после родит, и таким образом у неё образуется ваш пресловутый «якорь»?..

– Вы забыли про плату, – возразил целитель. – Она не сможет родить, пока принимает зелье.

– Но она может влюбиться в кого угодно! – взвыл граф. – В конюха! Или вовсе в бродягу! И что тогда?! Мне нужно будет закрыть глаза на его происхождение, принять и со временем передать всё, что накоплено моими предками за столетия?!

– Есть ещё один выход… – еле слышно изрёк лекарь. – Мы не станем давать Марии никакого лекарства, и сегодня ночью она умрёт. А вы ещё достаточно крепки, чтобы жениться повторно и родить здоровых магически одарённых детей…

– Вы в своём уме?! Мария моя дочь! Тоже!

– Я просто предложил ещё один выход, коли мысль о конюхе в своём доме вам претит, – цинично заметил Каффер.

Повисло гнетущее молчание. Маша уже напряглась, решив, что граф склонится к третьему варианту, но разговор продолжился:

– Это зелье… оно у вас с собой? – устало прозвучал его голос.

– Есть, но мало: на всякий случай я вожу с собой чемодан с флакончиками.

– Дайте его Мари… Марии. Я не могу потерять ещё и эту дочь. И достаньте ещё. Проблему с конюхом я буду решать, когда он появится. Вполне возможно, что она полюбит достойного человека… А сейчас просто спасите её.

По шагам и скрипнувшей двери Маша поняла, что граф ушёл. Пошевелилась, разминая затёкшие от долгого неподвижного лежания мышцы, и убрала с лица компресс.

– Вы сказали ему, – упрекнула Каффера. – Хотя обещали мне не говорить.

Тот как раз доставал пузырёк из саквояжа.

– Он всё равно бы сразу понял, что вы не Мари, – невозмутимо откликнулся целитель, капая средство в стакан с водой.

– Но вы могли бы хотя бы не сообщать ему о возникшей проблеме, а обсудить её сперва со мной! – возмутилась она.

Мужчина поднёс стакан к её губам, помог привстать и выпить лекарство.

– Я должен был это сделать, леди Мария, – сказал он, когда она выпила всё до последней капли. – За то время, что я успел вас узнать, понял, что вы намеренно не станете искать якорь, а предпочтёте глотать зелье. День за днём. Когда же оно кончится, примете последний из предложенных сценариев: просто ляжете и умрёте. Но, боюсь, тогда для многих людей будет уже слишком поздно, чтобы что-то изменить: для вас, вашего отца и для… – он запнулся, помрачнел и поправил на ней одеяло: – Спите, леди Мария. Завтра вам станет намного лучше.