- Ляг поспи, Юль, - хрипло предложила я, вскидывая голову.     

- А ты?     

Подруга зевнула. Было ясно, что она сидит со мной только из солидарности. И что хочет спать, в отличие от некоторых.     

- А я приберусь здесь и тоже лягу.     

Поднявшись из-за стола, я принялась за уборку, отчаянно делая вид, что готова справиться с тем, что сегодня так внезапно на меня навалилось. На деле же, просто делала отточенные механические движения и не понимала, как справиться с тем ужасным вакуумом, что поселился в душе.     

- Пойду подремлю, - шепнула Юля. - И если что - сразу же меня буди.     

Она ушла, а я поняла одну простую вещь. Как бы ни старалась - уснуть мне в ближайшее время не удастся. Да и боюсь я спать. Снов этих, в которых вновь буду видеть ребенка, но теперь со знанием, кто именно передо мной. Боюсь. И не хочу.      

За окном занялся рассвет, когда я всё же задремала. Села в кресло и провалилась в забытьё. И слава всем святым - в этот раз никаких сновидений не было.      

Меня будит какой-то странный звук. То ли скрежет, то ли лязг. Подскакиваю в ужасе и озираюсь. Ко мне на кухню заглядывает перепуганная Юлька. Господи, хоть бы Верниковскому не пришло в голову вызвать спасателей с болгаркой, которые сейчас начнут выпиливать нашу дверь.     

- Что это? - шепчет подруга.     

- Не знаю, - так же тихо откликаюсь и на цыпочках иду в прихожую.     

Осторожно смотрю в глазок. Если вдруг сейчас случился зомбиапокалипсис и к нам царапаются мертвецы - это будет, пожалуй, весьма правильной концовкой для моей жизни. Но в коридоре… ничего не видно. Кто-то просто перекрыл мне обзор и скрежещет о металл двери.     

Я не выдерживаю. Быстро открываю дверь и, когда распахиваю её, вижу, как от неё отшатывается муж. В его руке - ключ. Только не от нашей квартиры. Им он и водил по двери туда-обратно.    

- Сонь… Сонь, не гони только меня. Помоги, - выдыхает, а в голосе столько мольбы и боли, что у меня внутри всё переворачивается.     

Рядом со мной - Юлька. Сложила руки на груди и смотрит на Верниковского так, что даже мне от этого взгляда не по себе.     

- Ты ничего не хочешь нам объяснить? - громко требует она ответа.      

Моя верная подруга, которая даёт сейчас понять, что я не одна. А я стою напротив Дани, смотрю на его осунувшееся лицо, на глаза, в которых столько отчаяния, что хоть вешайся, и понимаю - я ему помогу. Потому что люблю. А потом - прочь. Из моей жизни, из нашего дома. Прочь…      

- Заходи, - выдыхаю шёпотом. - Расскажешь, что от меня требуется.     

Юля переводит глаза на меня. Смотрит так, словно я её предала. Фыркает, уходит в квартиру. Наверное, за своими вещами. Но с ней мы всё обговорим позже. Сейчас я уже поняла, что помогу… насколько это возможно. И сделаю то, что хоть как-то может ослабить мою боль - узнаю, чем же так провинилась, что меня настолько болезненно предали.      

- Ты ведь не собираешься его выслушивать и прощать? - говорит Юля, когда я провожаю её.     

- Выслушать - собираюсь, простить - нет.    

Говорю это, а у самой горечь во рту. Такая, как будто цианида прямо в глотку налили.      

- Понятно.      

Вздохнув, подруга прижимает меня к себе. Я слышу, как у неё колотится сердце - и моё вторит ему, выворачивает грудную клетку наизнанку.      

- Если что - снова звони. Приеду, помогу, просто побуду рядом.      

Отстранившись, киваю. И ругаю себя, на чём свет стоит, когда понимаю - от того, что сейчас Даня здесь, в нашей с ним квартире, внутри появляется облегчение. Даже дышать становится легче. Это такой самообман, такое отсутствие гордости, что от самой себя тошно.