Мужчина не отвечал. Его глаза сверкали, он осматривал полуголую, замотанную в тряпки девушку с ног до головы с таким отвращением, будто видел перед собой не красивую девушку, а демона преисподней или того хуже. Не говоря ни слова, он покинул палатку.

 Снаружи раздался плеск воды, потом ещё один. И спустя несколько минут виверн вдруг вернулся. Весь мокрый, но, казалось, такой же спокойный, как до инцидента с падением. И, конечно же, в перчатках. Куда уж без них!

– Дайте сюда, – протянул он к девушке руку. – Сами ещё хуже сделаете.

 Калиссия, отчего-то вся бледная, крепко зажмурила глаза. Кровь стекала вниз, а девушка вся дрожала. Большую часть осколка она достала сама, но вот кое-какие мелкие ещё виднелись в порезе.

 Хьял с великим усилием над собой обхватил девичье запястье двумя пальцами, стараясь всего остального себя держать от ведьмы как можно дальше. И принялся аккуратно вынимать из пореза мелкие осколки, страшно при этом кривясь лицом, будто кровь девушки разъедала ему перчатки и попадала на кожу. Он старался даже не принюхиваться, чтобы, не дай Боги, мерзостный запах ее магии не коснулся его обоняния. И даже радовался, что вполне неплохо с этой задачей справлялся – казалось, что действительно ничем не пахнет.

 Но даже после того, как последний осколок оказался снаружи, Калиссия все ещё не открывала глаза, уткнувшись головой в плечо.

– Пожалуйста, дайте мне воды, – прошептала она.

 Хьял спешно вышел из палатки, дабы убить двух зайцев: подышать полной грудью свежий ночной воздух, наполненный ароматами леса, да заодно за водой, потому что весь запас ведьма успешно вылила на них.

– Пейте.

 Вернувшись в палатку, он сунул ей в руки чарку с водой. Но вместо того, чтобы утолить жажду, Лис  принялась остервенело смывать с рук кровь.

 Девушка стараясь не смотреть, как красные дорожки стекают на пол, а виверн же, наоборот, провожал каждую каплю, падающую с ее ладони, со смесью ужаса и брезгливости во взгляде. В его глазах почти прямым тектом было написано: теперь палатку надо сжечь. Срочно. Желательно – с ведьмой внутри, чтобы уж наверняка.

– Да что вы на меня так смотрите? – наконец, очистив руки, огрызнулась Калиссия.  – Я не болею чумой!

 Медленно стаскивающий с рук перчатки Хьялмар поднял на нее свои желтые глаза, смерил от макушки до пят весьма предвзятым взглядом, и снова скривился.

– Вы – хуже, – чуть ли не плюнул в Лис словами мужчина. – Вы сами – чума!

 Сама от себя такого не ожидая, девушка зашлась в возмущении. Ее буквально трясло от злости и гнева. Если она в чем и не сомневалась никогда, так это в том, что она – самая прекрасная ведьма в Тирариуме, самая желанная. Ей об этом все говорили, даже Присцилла, а от нее за всю жизнь редко когда можно было доброго слова дождаться. А этот мужчина вел себя так, будто она – червяк. Или… кто-то хуже червяка!

– Что?! – она решительно прыгнула в сторону виверна. – Ну так получайте!

 Калиссия прижалась к нему всем телом и, вся еще яростно дрожа, буквално впилась своими губами в губы Хьялмара. Он оттолкнул ее в это же мгновение, да с такой силой, что бедняга отлетела в сторону и, снова упав, рассмеялась:

– Вам что, не понравилось? Ах, как мне жаль!

 Вместо ответа Хьялмар молча вытер губы тыльной стороной ладони. Его кадык постоянно двигался, мужчина беспрестанно сглатывал слюну.

– Никогда, – наконец, заговорил он. – Не смей так делать. Я подселю тебя к Аскару, посмотрим, как он отреагирует на твою ворожбу.

 Он сплюнул ей под ноги с таким видом, будто весь его рот был наполнен ядом, а потом просто вышел из палатки к дотлевающему костру.