В нескольких лабораториях давно предпринимаются попытки создать биореакторы по образцу кишечника термитов, которые тогда также могли бы давать конечный продукт этанол, при помощи которого можно, например, производить топливо для автомобилей.

Людям больше не нужно представлять доказательства того, что микробиологическое производство вещей, которые необходимы, можно перевести на запасной склад. Другое социальное насекомое, хотя и состоящее в очень удаленном родстве с термитами, давно доказало это. Муравьи-листорезы питаются, как коровы или термиты, преимущественно целлюлозой. Необходимые для этого микробы-помощники живут в большинстве случаев не в их кишечниках. Гриб, культивированный в парниках величиной с небольшую хоккайдскую тыкву, разлагает разрезанные муравьями-листорезами листы. Принесенные бактерии снабжают гриб необходимым азотом, другие отстраняют неблагоприятные микроорганизмы, которые в противном случае покрыли бы грибной сад, как мокрицы{41} – непрополотую грядку огурцов. Это не похоже на чистую эксплуатацию микроорганизмов с помощью муравьев. Бактерии в качестве вознаграждения получают корм, безопасность и возможности для размножения, грибы – несмотря на то что многие из них служат селекционерам в качестве пищи, получают то же самое.

Возникновение видов

Количество научно задокументированных примеров коопераций между животными и микроорганизмами увеличивается чуть ли не каждую неделю. Возрастает число гипотез и знаний о функциях, которые может иметь такая кооперация. Среди них достаточно важные – обеспечение питания и защита от микроорганизмов. Еще одну можно найти в до сих пор самом загадочном механизме эволюции – образовании и устойчивом делении видов. Вопросами о том, как возникают новые виды и каким образом получается так, что их предшествующие варианты – вне зависимости от того, называют ли их сейчас расами, сортами или подвидами, – при всем вездесущем сексуальном аппетите не скрещиваются без конца и тем самым снова не разрушают все тенденции расщепления видов, эволюционные биологи задаются со времен Дарвина. Время от времени шторм относит самку зяблика с животом, полным яиц, на далекий остров, где затем в новых условиях окружающей среды и без какой-либо возможности спаривания с подобными или похожими может образоваться новый вид. Многие виды, вероятно, разделились, хотя и не были отделены друг от друга географически достаточно долгое время. Они отличались друг от друга настолько, что действительно больше не могли принадлежать к одному виду.

Обзавестись другим микробиомом можно намного быстрее в том случае, если существует больше видов, не подходящих друг другу половыми органами, временем спаривания или аттрактантами[10].

Эволюция – умение приспосабливаться к условиям окружающей среды.

До сих пор это означало: в зародышевых клетках размножающихся половым путем организмов происходят мутации. Некоторые из таких мутаций оказывают позитивное влияние на возможности выживания в определенной окружающей среде. Тот, кто является носителем мутации, имеет более высокие шансы на размножение, соответственно, изменившийся ген и вследствие этого изменившийся признак распространяются в популяции. Это длится долго, очень долго. Тем не менее, если многоклеточная жизнь является продуктом кооперации таких многоклеточных организмов с бактериями, необходимо также рассматривать бактерии как часть этой жизни. Именно об этом свидетельствует так называемая гипотеза о голобионтах[11], разработанная биологом Ойгеном Розенбергом.

Бактерии, функции, гены и их воздействие могут изменяться намного-намного быстрее. Поскольку, с одной стороны, бактериальная генерация, в которой может происходить та или иная мутация, иногда длится меньше чем один час. С другой стороны, вовсе не обязательно ждать новой благоприятной мутации, можно просто получить бактерии, у которых есть другие такие качества, из абсолютно неограниченного бактериального ассортимента, который существует в окружающей среде. А измененный за сравнительно короткое время микробиом мог бы привести к тому, что животные, которые в своих характерных группах едва ли отличаются в своих бактериальных генах настолько сильно, что больше не могут размножаться.