- Простите? Я лекарь. Я никого не посмею убить. По крайней мере, вот так, не во время боя.

- Моя дочь. Женщина всхлипнула особенно горько. - Она рожает. Вторые сутки пошли. Повивальная тётка сказала, помрёт. А я не могу так просто смотреть.

- Дура! - с меня мигом слетела вся напыленная эльфийская спесь. Женщина оторопела от резкого тона, так ли я с ней говорил, - веди! Живо!

Скрип открываемого замка, руки у хозяйки трясутся, ключ никак не хочет повернуться. Я перемахнул через низкий забор, всё быстрее. Дворецкий, что вышел навстречу, был ухвачен мной за рукав.

- Веди к роженице.

- Господин?

Удар тела в ливрее о стену. Когда я только успел перехватить мужчину за воротник. Тонок на тебе слой хороших манер, Александр Михайлович. Тонок и хрупок. Глядь, и слетел.

Пустой коридор, заплаканные служанки в проходных комнатах. Дверь, из-за которой доносятся слабые стоны. Воскресить бы в памяти основы акушерского дела, с университета не практиковал. А там еле дотянул до экзамена, как сдал и не помню. Проклятие лечащего врача - широкая кисть, излишне короткие пальцы. Мне просто физически ничего там не сделать ни инструментом, ни так. Могу лишь снаружи ощупать живот, навскидку определить положение плода. А там… Теория – мой лучший друг, да, обычный осмотр я проводил довольно успешно.

Смятые мокрые простыни, тяжёлый запах, духота, зачем-то топят камин. А женщина, нет, совсем юная девушка, и так необычайно бледна, губы искусаны до кровавых трещин. Долго же они будут мне сниться, если не справлюсь, не помогу. Сутки ничего не решают, рожают и дольше. Если пузырь не проколот. Вполне возможна слабая родовая деятельность. А если? Нет, гоню от себя пустые никчёмные мысли о неправильном предлежании плода, о гибели малыша. Собраться и делать, освежить в памяти рассказы лектора, болтливая была дама. Многое рассказала о том, что делать, если ничего из аппаратуры под рукой нет. Я, помнится, тогда ещё рассмеялся. Молод был, глуп, надеялся на какую-то технику и вот так попал. Тут никакой Аргус с его даром целителя не поможет.

- Теплую воду, полотенце, толстый плед, открыть окна.

Повинуются, исполняют, лиц персонала я не вижу, как и всегда. В комнату хлынул свежий воздух, запах цветущего лета.

- Я помогу тебе. Дыши как рыбка, выброшенная на берег. Глубоко, сильно. Ребенку нужен кислород. Плащ сброшен на пол, руки, тонкие, дивные, удобные в работе мои эльфийские руки легли на живот. Плод почти обречён. Головка у малыша сверху. Ошупываю раз за разом. Без вариантов. Тут даже не чисто тазовое предлежание. Ребенок пытался перевернуться и у него не сложилось. Проверить, есть ли сердцебиение? Глупо. Схватки идут одна за одной. И все пустые, негодные. В таком положении ребенка не протолкнуть через узость женского таза. А значит, лезть вам внутрь, дорогой доктор, вертеть малыша, как хотите. Кесарево было бы лучше, только наркоза у вас нет ни капли. Оперировать мне всегда было проще, а так… Кто там есть в небесной канцелярии, помогли бы хоть, что ли! Я ведь один не справлюсь в том мире, куда меня занесло.

Спирт щедро льется на руки, лишенные маникюра, короткие ногти как нельзя оказались уместны. Приподнял над постелью, подложил плед, открыл полотенцем ворота грядущей жизни. Пальцы щепоткой, действую только на ощупь, дожидаясь высоты схватки. Непозволительно медленно раздвигаю мягкие ткани. Эти пальцы тонки, узка кисть, жаль, эта рука ничего не умеет, нет привычной моторики пальцев. А вот и плод. Бочок малыша. Как же ты так встрял-то, милый? Поворот через ножку, уместен он тут или нет? Вроде бы, да, главное ухватиться за ту ножку. А для этого надо немножко толкнуть обратно. Крики роженицы смешиваются с молитвой служанок. Закрыть бы собравшимся рты, только мешают.