Мать, утерев слезу со скулы,
Его вновь не звала за стол.
А он, как в юности бывало,
Менял друзей и ритуалы —
То гостем был, то рыбаком,
То маргиналов вожаком.
Чем старше мы – тем больше дури,
Свободы больше, но, увы! —
Не страшен нам уж глас молвы
И рвань одежды – по фигуре.
Отца Онегин не ругал,
Признав свободы ритуал.
XI
Так постепенно развалилась
Когда-то дружная семья.
Но, может быть, им дружба снилась,
И ошибался с ними я?
Опять куда-то отвлекаюсь!
Читатель, ты прости, что маюсь
Я тем, что муза, как дитя,
Играя и к звезде взлетя,
Не хочет вниз никак спускаться
Ко мне. Пустым лежит блокнот.
Обезоружен я. И вот
Уж не могу за дело взяться.
Мне без нее, увы, друзья,
В поэзию – никак нельзя!
XII
Я – к музе! Муза ж мной играет,
Летя… Я одинок стою…
Она же, стерва, оставляет
Метраж, и голову мою
Достойной мыслью не снабжает.
А без нее я нарушаю
Привычный ритм коротких строк.
Зачем тогда, скажите, рок
К столу меня влечет и снова
Под лампой должен я сидеть
И тупо в лист пустой глядеть?
Нет музы – вянет прелесть слова!
Когда же я ложусь в кровать —
Тогда давай она летать
XIII
Над полусонною главою.
И я спешу опять к столу,
Стило хватаю, но со мною
Она недолго… Как в золу,
Встарь птица Феникс обращалась,
Но всякий раз перерождалась,
Так муза, мифа шарм храня,
Летает в ночь. День ото дня
Сильнее я ее ругаю,
Но мой разнузданный Пегас
Спешить не хочет на Парнас.
Как жить мне дальше – я не знаю…
И в Пастернаки не гожусь,
И Бродского строфы боюсь.
XIV
«Коль не придешь ты, моя муза,
Я к Мельпомене ухожу!
Играй и знай: тебе обузой
Не буду я, не напишу
Тогда ни строчки. К Терпсихоре
Как ошалелый двину с горя.
И буду с парочкой такой
Тебе совсем уже чужой.
А, испугалась, краля! Здравствуй!
Где пропадала? Ты садись,
Не стой. беглянка, улыбнись.
Вот стул, вот столик (здесь же яства).
Покушать хочешь? Виноград?
Зефир? Орешки? Шоколад?
XV
Или сардельки с винегретом?
Что? Не ослышался ли я?
Что ты сказала? Сигарету?
Да что ты, девочка моя!»
Ну времена настали, нравы…
Табак ли, водка – не отрава ль?
С Олимпа даже – стелет тьма…
Знать, на Парнасе – без ума!
«Ну, ладно – на! Кури. Но все же
Ты знай – запомни мой совет:
Хоть муза ты: куренье – вред!
Ты с этим делом осторожней.
А я? Я восемь лет курю,
Но женским чарам не дарю
XVI
Привычку эту. Ты, конечно,
Не Терпсихора (Мерки врозь).
Закурим вместе! Мы беспечны,
И все надежды – на авось.
Коль ты поможешь, дорогая,
Печаль пройдет. Придет другая
Отрада, потому – давай,
Активней, муза, помогай».
Пишу я далее. Как Евгений?
Звонит Ленскому. Вова рад!
Рокочет трубка: «Женя, брат,
Где пропадал, военный гений?
Скорее водочки бери
И подлетай, да пыль сотри
XVII
С одежды. Адрес? Шутишь? Запись
Давно в блокноте средь старья.
Давай галопом! Каюсь, каюсь…
Какая, господи, семья?
Одна жена… И раньше жили
Вдвоем. Давай быстрее, или
Тебя я, кореш, накажу
Тотчас. Шампанского лишу!»
Такой наказ – как весть от Бога.
И он в ближайший магазин,
Где у него знакомых Зин
Иль всяких Нин цвело премного,
Бежит, и без проблем берет
Бутылку водки. Ленский ждет
XVIII
Недолго. Друг его уж шпарит
В цветном такси. Летит стрелой
(Водила смуглый не кемарит —
Таджик иль негр?) к нему домой.
Вот в дверь звонок. И как-то сразу
Дверь по звонку открылась. Разом
В объятия бросились друзья.
(Тут прослезился б даже я)
«Ты как?» – «А ты?» – «Да все нормально.
А как…» – «Потом. Ты проходи
Направо, не грузясь с пути.
Тебе подарок персональный
Я принесу, чуть подожди,
Пока с женою посиди».
XIX
Направо повернул Евгений,
Вошел, и тут же обомлел…
О Боже! Вот как ты свой гений
На этот раз запечатлел.
Не женщина сидит – богиня!
Такой не видел он доныне.
Вот это, парни, красота.
Супер-жена красотка та!