полуразорванный город,

странности полу Клиник,

последний сон Polaroid:

крыша, закат, мартини.

***

Ксанф, выпей литр, Сизиф, кати с горы,

Икар, приобрети воздушный змей,

Волхвы, отдайте Ироду дары,

до воскресения сведи в музей,


сестра, блаженных детских снов, поры

очкастого не покоренья, жгут

там Фенимора Купера костры

и пионеру Зорге лучший друг,


там вяленой рекой пропах чердак

как лодка днищем вверх на берегу,

под шиферной пилоткой дом-простак,

в музей, сестра, до воскресенья, лгут


про то, что он закрыт, переучет

возможен там, где есть что воровать,

музей украденного детства: пьёт

отец, тетрадки проверяет мать,


ворую сигарету, на шкафу

есть целый склад, и лучше «Примы» нет,

на Ленина там дачницы живут,

ты замужем, а мне пятнадцать лет.

***

слепая девушка…

ослеплена любовью,

у изголовья крест,

спит деревушка

ни гугу окрест,

луна забралась в душу

и вытесняет всех,

нарушен сон, нарушен

жизни бег,

разбужен памяти тупик,

не нужен поводырь

собака, сторож в будке сбит

с толку ночью, дезертир,

что тоже ничего не видит,

порою проще ненавидеть,

ночной порой глаза, что руки,

что не находят, устают,

встает, пьёт воду

и уходит, всё глубже

в ночь, не зная броду…

остановись мгновенье тут.

***

Чёрно-белое нельзя

в старопаспортном формате,

пузырьки бегут к помаде,

над свечой кому-то взгляд,


сепией раскрашен быт,

убедительно состарен

в вечность, не хватает рамы

только… гвоздь почти забит.

***

Здесь ранее упал метеорит

или взорвалась бомба Атлантиды,

карьер глубокий, может быть, графит

здесь зеки добывали парт элите,


чтоб красным выводилось «расстрелять»,

а синим – «десять лет без переписки»,

карьер глубокий, восклицанье «мать

твою!» в нем утонуло по-английски,


не попрощавшись, с тарой в тарары

эпоха канула, как надорвалась

история, и эхом той поры

здесь частью геодезии осталась.

***

Мне кажется… уверен, что солдаты,

не так давно ушедшие из дома,

щекой касаясь тела автомата,

закон уже постигли анти-Ома.


Озвученная встречным ветром пуля

сворачивает вмиг пространство в точку,

мишенью – силуэт, сидящий в стуле:

пришпиленный циклический листочек.


Бьют гильзы больно, кто стреляет слева,

Кричит стреляющему где-то справа,

спит с кем-то на гражданке королева,

конюшня, ночь, дурь белая, облава.


Собачья жизнь, спалили дочку мэра,

об этом завтра полстраны узнает,

Спас на крови сроднился с частью сквера

и верит в то, что «климат» в прежнем стане.

***

выпили всё

дождей не было

море на дне колодца

атенцион!

черные лебеди

доклёвывают солнце

азимут влип

в стрелку компаса

ось подавилась скрипом

скоро прилив

луна искоса

липнет к мокрым рифам

***

философия вопроса

проведения досуга

жизнь, похоже, папироса

часть травы и просто трубка

философия ответа
подведения итога
жизнь с ментолом сигарета
сладко-мятная изжога
философия пространства
метафизика полета
солнце где-то двести двадцать
небо потолок до рвоты
философия улыбок
перевернутое горе
опыт выкидыш ошибок
гений с парадоксом в ссоре
философия привычек
в необузданном бунтарстве
грубых двадцать семь отмычек
тридцати дверей пространства
философия поступка
с философией покоя
в неспособных на уступки
казнях нового покроя

«Не пью. Молчу, как тень немого…»

Не пью. Молчу, как тень немого,
и в этой гнусной трезвоте
не только рифмы о тебе,
но и несказанных ни слова.
Дождь перпендикулярно снам
по тонким веткам, полуголо
воспоминания уколом,
душа – проклятый наркоман,
востребована и вся там…
Я пуст внутри, как банка «колы»,
раздавлен, как она же, в хлам.
Сверкает гранями стакан,
мой старый друг, со мною в соре —
memento mortis океан
поглубже, чем разлуки море.
Я снова пьян… тобою пьян…
и если с этим кто-то спорит,
то это мой самообман.

«Есть что-то в фотографиях старинных…»