Жизнь воробьишком серым скачет —
скок-скок-поскок,
выискивая зёрна счастья —
один песок.
Так редко макова соринка
вдруг попадёт,
заброшенная ветром с рынка.
На рынке кот.
На рынке стройными рядами
нерусский мат.
Шаверму крутят с воробьями.
И кот усат.
Быть может, спит? Пойти проверить?
Шажок-другой,
но две пружинки из-под перьев
и хвост трубой.
Не шагом – лапками грохочет,
а кот жесток,
но жизнь-воробушек так хочет
счастья. Скок…
«…когда вдруг затоскует голова…»
…когда вдруг затоскует голова
о плахе, словно лист капустный,
о том младенце, коим вкусно
полакомилась жизнь сполна,
то знай: закончились уже
слова, что чувство вызывало,
витиеватых фраз-ужей
живого выводка не стало…
«На небе луны немного…»
На небе луны немного,
сегодня она не вся,
но звёзды в порядке строгом
созвездиями висят.
На фоне чернильно-грозном
монета ущербна из драг-
метала и вбиты гвозди,
все чистого серебра.
На грядке небесной пашни
и овцы есть, и пастух,
чуть больше луны вчерашней,
счесть звезды не хватит рук.
Как будто на море ночью
средь волн-облаков маяк,
а в каждой горящей точке
свет с дальнего корабля.
Вселенная бесконечна,
и может, из звезд на одной
есть царство влюбленных вечно
под столь же беспечной луной.
«Крылом разрывая воздух…»
Крылом разрывая воздух,
собой разрывая нас,
на 10 км ближе к звёздам,
в заранее ведомый час…
Оставит на небе полоску
за рёвом турбин белый газ.
Куда? Все предельно просто —
на минус три буквы из фраз.
К другим телефонным кодам,
к привычному морю роз,
где «да» станет «нет» на полгода
так запросто, просто, всерьёз.
«…есть время…»
…есть время,
оно рассудит, разберёт
оно состарит и убьёт
проблема,
собственно, в том, ждать иль нет
кому и как жечь жизни свет
коленям
не только в позе отстоять
но надо все же и в церквях
вселенной
выжить возможностью любви
когда ее вдруг сберегли…
двое втроём
Незаметно, чуть дыша,
страхом и сомненьями
в теле прячется душа
до поры до времени.
А в душе живёт любовь
со своей сестрицею,
делит с ревностью жильё,
чувства и амбиции.
Меж сестёр извечен спор,
обе девки вздорные,
коммунальных дней позор,
очередь в уборную.
Две жилички на душе,
две квартиросъёмщицы,
то при деле до ушей,
то всего сторонятся.
То квартплату принесут
точно по квитанции,
то слезами все зальют,
то затеют драться и
так уделают жильё
страхом и сомненьями,
будто бы оно своё…
а душа в волнении,
незаметна и тиха,
через вёрсты пёстрых дней
робко прячется в стихах,
что диктуют сёстры ей.
«Once upon a time, неизвестно где…»
Once upon a time, неизвестно где,
может быть, за границей,
двое гадали на тусклой звезде,
что верила в небылицы.
Двое держали друг друга везде,
рук не хватало и губ,
двое клялись под звездой себе:
«Once upon a time and for good».
«Незнание освобождает не всегда…»
Незнание освобождает не всегда,
ответственность лишает опыт смысла,
сулит рукам свободу коромысло,
плечам нагрузку – равновесная вода.
Признаний тяжесть проводам дает устать,
хоть кажется – под птицами провисли.
Проходит ангел (крылья для харизмы),
попить несет на перекладине креста.
«Быть может быть, издалека…»
Быть может быть, издалека
в своём отечестве пророка
сумеют слышать и до срока.
Седой былинности река
течёт на запад не с востока,
но поперёк материка.
Вращение волчка ест
время, помогая при полёте
не сбиться с курса to the west,
что исключает развороты
для обретенья прежних мест,
но мы укладываем стропы,
чем вызываем интерес
видавшей многое Европы
и озорных United States.
«Из прошлого вошла она…»
Из прошлого вошла она,
и в будущем сгустились тучи,
и притаилась тишина,
не зная, что поделать лучше,
над паузой повис вопрос,
лоб брови опустил, как крылья…
«Купите в офис пылесос,
чтоб эффективней было с пылью».