– Ладно, – отмахнулся Аль. По краю прошли. А то пришлось бы возвращаться и заново наполнять носилки. Обидно, что не увидел, кто в кустах прятался. С другой стороны, как бы он к ним без щита безмолвного подобрался?

– Я пойду первым. – Аль обошел носилки, обернулся к Цыбаки, предупредил: – Под ноги лучше смотри.

– Смотрю, смотрю, – клятвенно заверил тот.

Следующие десять минут они шли молча. Удушливая вонь настраивала на мрачный лад, не спасал даже пламенеющий – к морозу – закат над горами и первые проклюнувшиеся звезды на небе.

– Слушай, брат.

Аль чуть сам не растянулся от такого обращения и мысленно пожелал такийцу заткнуться.

– А цветы здесь достать можно?

Шестого накрыло странное чувство. Вечер. Парк вокруг цепенел от подступающего ночного мороза. Руки стыли даже в толстых перчатках. От вони слезились глаза, комок застрял в горле, мешая глотать. Он бы понял, если бы такиец спросил о выпивке, дабы смыть вкус отработки. Но цветы?!

– Тебе какие? Курить? – попытался пошутить Аль.

Сзади фыркнули.

– Те, что курить, у вас не достать, – самоуверенно заявил Цыбаки и пояснил: – Мы их не продаем, самим мало.

«Занятно, – подумал Аль. – Надо бы уточнить у Третьего, что за хитрые цветы курят в Такии, да еще и ни с кем не делятся».

– Мне те, что женщинам нравятся. Я в оранжерею заглядывал, но там хилые какие-то. Да и погнали меня оттуда быстро.

Аль развеселился.

– Ты еще легко отделался. Вот если бы сорвал эти хилые цветочки, три дня ходил бы и чесался.

– С чего это? – изумился Цыбаки. – Ядовитые?

– Нет, ценные. И наказание за порчу – воспитательная почесуха. Очень неприятная вещь.

Цыбаки потрясенно замолчал.

– Но в городе же цветы продают? – выдал он минуты через три очередную идею. – Обычные? Без почесухи?

– Тебя не пустят.

– Знаю, – с досадой протянул такиец и попросил проникновенно: – Но ты ведь поможешь, брат? Ветром клянусь, в сторону твоей женщины я даже смотреть не буду.

Аль закатил глаза. Вот умеют такийцы, что и говорить, в душу влезть своим дружелюбием. Не зря Второй к ним сбежал. Такому «брату» отказать… Непросто.

– Цветы тебе зачем? – уточнил.

– Отплатить хочу, – не стал скрывать Цыбаки. – Она мне короткую дорогу показала, чтобы я не опоздал на тренировку. Со мной прошлась, хоть ей в другую сторону надо было. Сама на занятие опоздала, так что я в долгу. Цветочки – это же не запрещено?

Звучало правдоподобно, но узнать у дежурных, может, заметили чего, стоило. Верить на слово Цыбаки Аль не собирался. А что касается его просьбы… Цветы не входили в список запрещенных предметов, а вот общение с противоположным полом… С другой стороны, как огонь ни стереги…

– Я подумаю, – пообещал Аль.

– Спасибо, брат! – обрадованно заколыхались носилки, и Аль предупреждающе зашипел.

– Это что такое? – Кайлес смотрел на букет с такой неприязнью, что Дальяра прижала цветы к груди, защищая.

– Принесли. Точнее, оставили.

– И кто? – Глаза декана потемнели, на лице проступило что-то хищное, и Дальяра на всякий случай отступила.

– Он не представился. А в записке…

Кайлес требовательно протянул руку, и Дальяра, без возражений, отдала записку мужу. В голове промелькнул ворох мыслей от «неудачная шутка» до «а вдруг что-то опасное». На память пришло нападение на факультет, убийство кролика, и Дальяре стало страшно.

Муж хмыкнул, дернул уголком губ. Прочитал вслух:

– Лучшей преподавательнице Асмаса.

Почесал подбородок. Задумался.

– Занятно, – выдал он наконец, убирая записку в карман. Посмотрел неприязненно на цветы, но Дальяра протестующе прижала букет к груди.

– Ладно, я разберусь, – пообещал Кайлес, выходя из комнаты.