Было чуточку обидно, что сражение за честь дам Майра оценила презрительным фырканьем и брошенным: «Дурак!» Еще и такиец дров в огонь подбросил, когда они, ловя ртом воздух, уже валялись на траве.

– Красивая она у тебя, но глупая. Воспитывать надо, – проговорил он, морщась и ощупывая лицо.

– Не твоего огня дело, – рыкнул Аль, садясь. Потрогал языком зубы. Вроде не шатаются. А хороший удар у такийца. Блок пробил. Четвертый недоволен будет, еще и выговаривать станет. Он-то ни одной битвы не проиграл. Хотя… какая там битва. Просто сцепились из-за национального вопроса.

– Цыбаки, – проговорил, садясь рядом, такиец и протянул руку.

– Альгар, – кивнул Аль, отбивая по их традиции ладонь.

– Знаю, – ответил тот, – ты один из смотрящих. Принц. Шестой.

Аль вздернул брови. Смотрящие? Занятное название для кураторов.

– А ты неплох, – похвалил Цыбаки, – хорошо ветер гоняешь.

– Ты тоже, – признал Аль. – На боевом учишься?

– Не-а, – мотнул головой тот, – на штурмана. С детства нравится на звезды смотреть и слушать ветер.

Аль не сдержал завистливого вздоха. Сам он пределы Асмаса пока не покидал. Не считать же переходы на Землю за полноценные путешествия.

Второй любил рассказывать о своих странствиях, о борьбе с бурями, противостоянии с ветром, морских чудовищах, о дрожании паруса под порывами ветра, коварных морских течениях и чужих странах, о восходах и закатах над водной гладью…

– А у меня вода – вторая стихия, – зачем-то поделился Аль.

– Так давай к нам, – оживился Цыбаки, – у нас сильные водники, да и порядки попроще… На палубе, конечно, не забалуешь, а в остальном… Главное – испытания вовремя сдавай, и никто к тебе цепляться не будет. Даже формы нет, хоть голышом ходи.

Аль с трудом представлял себя разгуливающим голым по академии, но вот картинка: пляж, удобное кресло, вдохновленно алеющий красками закат, высокий бокал с напитком в руках и книжка на коленях – была искушающей.

– А какие у нас вечеринки на пляже, – закатил глаза Цыбаки, и Аль ощутил, как от зависти – у них же все строем и строем – перехватывает горло. Захотелось бросить: «Да к жыргхве все! На следующий год к вам».

Но место учебы определяла семья курсанта, принимая, конечно, во внимание рекомендации академии. И что-то подсказывало Алю, что разухабисто-веселую Такию отец не одобрит. Умом он осознавал правильность этого решения, но сердце… бунтовало и желало свободы.

– И что вы не поделили? – недобро осведомился ректор, сверля провинившихся тяжелым воспитательным взглядом.

Аль сжал губы, испытывая стойкое желание умолчать о причинах драки. Сейчас они казались ему чудовищно глупыми, а собственный приступ ревности – нашел к кому ревновать – идиотским.

Судя по напряженному сопению рядом, Цыбаки также не жаждал делиться подробностями и предъявлять свой довод: «А наши бабы, по-твоему, дуры?» – на суд общественности.

– Молчим, – протянул ректор и глянул так, что стало ясно: выяснение национального вопроса женского образования обойдется им с Цыбаки нарядом на самые неприятные в академии работы.

– Это ничего, пережить можно, – утешающе рассуждал Цыбаки, отворачивая нос от ведра. – Вот дядя у меня… Сущий зверь. Как выйдет на палубу, так даже грызуны строем ходят.

Аль недоверчиво фыркнул, подтянул повыше перчатки и, задержав дыхание, принял полное ведро. Недовольно подумал, что такиец мог бы доверху и не нагребать.

Не дыша, на вытянутых донес ведро до носилок. Вывернул, стараясь не брызнуть. Выдохнул и тут же судорожно сглотнул – горло стиснуло от тошнотворной вони.

Яма для нечистот в академии располагалась на дальней поляне у границы с источником. Специальные артефакты испаряли жидкость, а то, что оставалось, уничтожал отведенный для такого случая лавовый поток. Однако целители нашли применение и столь «полезному» продукту, используя его на удобрение ценных лекарственных растений, мол, те росли ударными темпами. Ректор нововведение одобрил, а привлекать к доставке сырья для удобрения стали самых способных к нарушению дисциплины курсантов.