Когда господина камер-канцлера растолкали, он извинился тем, что всю ночь работал с архивом. Слушая высокого сановника, Юрген с интересом поглядывал на три больших кувшина, стоящие у стены.

Когда канцлер кончил оправдываться, он кивая на кувшины спросил:

– Полные?

– Полные. – Заверил его высокопоставленный чиновник. – Тут, у меня свое.

Он потянулся за ложе и извлек на свет, еще один кувшин, такой же вместительный, но полный, похоже, только на половину. Пили по очереди, из одной кружки. После этого, Юрген заявил, что для ученых занятий это вино крепковато. Капитан, тут же отправился за менее выдержанным напитком, а Войтеховский и Александр приступили к работе.

Когда фон Дустервайс вернулся, в архиве, проходила лекция.

– Вот смотри. Допустим в какой-то солидной хронике написано, что император направился в поход. Год там указан. Мы смотрим кто тогда был бургграфом в городе и в своих анналах значит записываем: «В этот год, бургграф такой-то, участвовал в войне такой-то. Привез из похода неимоверную добычу и всемерно прославился». Любой историк поверит. Первая война была? Была. Император или герцог в поход ходил? Ходил! Значит и бургграф воевал и одержал победу. Если первое верно, то почему нельзя верить второму?

– Это в хронику, значит вставлять уже можно? – Горячился канцлер.

– Подожди, ты – с хроникой! Напишем, сперва, краткие анналы. Распределим славные деяния предков его светлости, в хронологическом порядке. Кончим анналы, приступим, на их фундаменте к капитальному труду. Так и скажи его светлости, или лучше его сиятельству, что пока не восстановим малую хронику, к большой приступать, нет никакой возможности.

– Да! – Сказал капитан, уважительно, наполняя, из принесенного кувшина, кружку. – Работёнка у вас господа, еще – та! Тут умом можно тронуться от ваших ученых разговоров.

Не доезжая до ворот, Маргарита Клементина, покинула обоз инквизитора, и помахав рукой, отправилась в свой «монастырь». Толпа женщин всех возрастов, вывалившая из ворот, и радостно приветствовавшая приезжих, определив, что это не к ним, громко выражая разочарование ушла обратно.

Стража у ворот, при виде странного обоза насторожилась и вывалила из башни, но вид монаха в сандалиях, подпоясанного веревкой, сидящего рядом с возницей, сказал им о многом. Поэтому стража вопросов задавать не стала, а преклонив колени начала креститься и читать молитвы.

Возница, по знаку брата Ульриха, попридержал лошадей, и когда стражники устремили в его сторону взгляды, сказал:

– Сообщите всем. В город прибыл комиссар Зальцбургского инквизитора – брат Ульрих. Прибыл дабы освободить эту местность от слуг Вельзевула и восстановить чистоту веры.

Стражники принялись креститься еще более неистово, а обоз комиссара въехал под свод ворот.

Брат Ульрих въезжал в Шаффурт, в канун Рождества Иоанна Крестителя. Въезжал с горящим взглядом и пламенеющим сердцем. У его свиты, глаза пылали не менее ярко, чем у каноника. Только это было пламя алчности и жажды наживы. Такого сытого города никто, из них не видел, со времен начала Немецкой войны.

Чмырь сразу спрыгнул с воза и подался куда-то в сторону.

Ориентируясь на шпили собора, обоз инквизиции миновал тесную улочку и оказался на соборной площади.

Через некоторое время там раздался стук молотка. Любопытные, из числа горожан, собравшись кучкой, внимательно наблюдали, как каноник собственноручно приколачивает к дверям храма грамоту. Грамота была написана на большом куске пергамента. Шрифт на ней был крупный.

Из двери собора выглянул испуганный служка в белой альбе и сразу скрылся обратно. Когда утих стук молотка, нотариус комиссара, став рядом с дверьми, стал громко, чтобы было слышно собравшимся зачитывать документ: