Сегодня в разных политических системах существует различная готовность к формированию политической конструкции сообщественного управления. К примеру, в Европе возникла довольно конфликтная ситуация в плане соотнесения правительственной и общественной повесток дня по вопросам миграции. Численность мигрантов сейчас не превышает 1 % населения этой части света, однако изменение привычного стиля жизни во многих регионах Европы, неоднократные факты нарушения законности, распространение страхов о негативных последствиях массового переселения мусульманского населения и иные сопутствующие явления провоцируют острый кризис в столкновении гражданской и правительственной повесток. У каждой из стран имеются внутренние проблемы и ограниченные возможности принимать мигрантов, однако государственные институты разных европейских стран предлагают своим обществам повестку, не способную ответить на многие актуальные запросы населения.

У коренного населения, сталкивающегося с локальными последствиями размещения мигрантов (демонстрирующих нарушение повседневных норм и традиций, применение насилия к местным жителям, слабую интегрированность в местные сообщества, резкую визуализацию конфессиональных и бытовых различий, что в итоге оборачивается качественным снижением привычной для европейцев толерантности), формируются совсем иные требования к разрешению этого кризиса. Кроме того, по данным PewResearchCenter, в рамках повседневного мировосприятия у значительной части европейцев миграционный кризис вызывает трансформацию и ряда базовых ценностей, связанных, в частности, с угрозой утраты людьми национальной идентичности, грядущим углублением экономического неравенства (вызванным несоразмерным перераспределением средств налогоплательщиков в пользу мигрантов), а также с нарастающими угрозами общественной безопасности (усилением террористических угроз, ростом преступности, образованием новых «опасных кварталов» и т. д.) [Wike, Stokes, Simmons 2016].

Неслучайно в европейских государствах резко активизировались партии из правой части политического спектра. Так, во Франции «Национальный фронт» предлагает ограничение числа мигрантов и их доступа к ряду экономических благ; в Нидерландах – «Партия за свободу» выступает за закрытие всех мусульманских школ ради сохранения национальной идентичности страны. Столь же радикальные предложения звучат в Венгрии и североевропейских странах. Эти позиции дополняют и протесты во многих странах против заключенного Трансатлантического соглашения (в основном выгодного лишь крупным корпорациям). Однако для ведущих европейских государств, которые демонстрируют непоколебимость своего курса [Kern, 2016], такие общественные позиции не являются основанием для существенной корректировки официальной политики «открытых дверей».

Неудивительно, что растущий евроскептицизм, сталкивающийся со стремлением многих европейских правительств замолчать мнение общества и вытеснить его из европовестки (под предлогом борьбы с этнической дискриминацией и ксенофобией), не только подталкивает ряд стран покинуть Евросоюз, но и спровоцировал рост радикальных настроений в других государствах данного континента.

Еще более драматическая ситуация складывается в гибридных режимах, где отсутствует демократический институциональный дизайн, а правящие круги систематически используют механизмы публичного дискурса для утаивания общественного мнения (по волнующим население вопросам), вытесняют оппозицию на политическую периферию (не исключая выборочные репрессии против их лидеров), тем самым лишь имитируя согласительную деятельность с обществом (которое для них нередко представляют ими же созданные общественные организации). При этом в части неопатримониальных режимов подавление гражданской активности, а иногда и законодательного контроля за деятельностью реальных центров принятия решений, резко повышает автономность правящих альянсов элиты и их скрытых замыслов.