Скрип от начертания на бересте доносился, наверное, до Волчка, что жил себе в сарайке на сеновале и отвечал за охрану хозяйской птицы со скотиною.

Были, конечно, и хорошие науки. Назывались они история, география и чудное такое название – ботаника или зоология. Как интересно было слушать про завоевания воителей древности: того же Александра Македонского или же князя Святослава! И представлять потом, уже лёжа на постилушке, одного из этих славных героев.

Слушать про далёкие жаркие страны, где люди ездят на элефантах, огромных таких животных с большими ушами и хоботом. В огромных лесах-джунглях скачут стаи смешных обезьян, поедающих невиданные фрукты – бананы, а за ними охотятся огромные змеи – удавы да могучие коты – пантеры!

Такие-то вот уроки хоть и всю ночь учить можно! Но тятя хитро чередовал их друг с другом. И опять приходилось Мите аккуратно выводить стилом на бересте – аз, буки, веди. Да постигать непростое лекарское искусство…

Вот в один из этих самых вечеров, когда после ужина только было, и сели к столу для урока, вдруг по-особому зло залалял в сарайке Волчок.

Митя и глазом-то не успел моргнуть, как переменившийся на глазах отец грозной молнией метнулся к оружейной и уже оттуда буквально выкатился каким-то размазанным и стремительным движением в сени. Он только и расслышал его рык «Тревога!» да разглядел в отцовских руках меч с топориком и пару метательных сулиц.

Наконец и его тело на автомате, уже сто раз отработанным движением выдернулось из-за стола. Подхватило охотничий лук с колчаном стрел, небольшой меч на поясе да замерло напротив входа, готовое к бою. А сознание всё тукало: «Враг, рядом враг!»

Отца в сенях уже не было. Снаружи не разносилось никаких посторонних звуков, кроме заливающегося лаем пса. Что там? Может, тятя бой с врагом ведёт неравный на подходе?

– Может, он ранен уже и ему там нужна помощь?! А я тут дом, как обозный какой, сторожу! – горячился Митя.

Но отцовский указ на такой случай был твёрдый: держать оборону и никуда без приказа не выходить!

Вот и приходится только крепко сжимать лук с наложенной гранёной стрелой. Да вслушиваться напряжённо в ночь.

– Отбой, Митя! Отбой! – донёсся до него отдалённый и весёлый голос отца.

Уф… Ложная тревога, и тут отлегло от сердца.

Совсем уже рядом раздалось топанье ног и ещё чей-то негромкий да покашливающий смешок.

Вот так да! Отец возвращался не один. За ним с дорожными мешками за плечами да всяким хитрым инструментом в руках выступала долгожданная плотницкая артель.

– К тебе, Андрей Иванович, уж и не подойдёшь гостем незваным! Ребята хотели было пошутить, да я вот отговорил. Знаю же, чем шутки такие с тобою заканчиваются. Дырок им мало, что ли в башке, так мигом ещё прибудет, и не заметишь даже как, – и снова, тихо кхекая, засмеялся.

– Да ты уж наговоришь, Лука, – улыбнулся отец. – Я если только и укоротить что, если у кого слишком длинное там отросло да теперь мешается! – И вся артель дружно загоготала над отцовской шуткой.

– А по части наделать дырок, так это уже можно к Митяю. Опусти лук, сынок, да подойди поздоровайся с мужами честными и с работниками отменными.

От такой похвалы да беседы доброй у всех как-то стало враз легко на душе. И уже на предложение Сотника заходить в избу, согреться с дороги да поснедать, что Бог послал, все с радостью и улыбкой поспешили в сени.

– Ноги холстиной тщательно обтирайте, охламоны, чай, белая изба, да и снимите все свои онучи у порога! – отдал команду артельный. И зашёл в дом, поклонившись и перекрестившись на иконы в чистом углу. – Мы помним, Андрей Иванович, порядки твои, и как ты за свинство и неряшность Ослопю о позапрошлом годе проучил да в яме его помойной искупал!