Куда ей идти, думала она лихорадочно, продолжая беспрестанно звонить Славе, который все так же не поднимал трубку, и вместе с тем шарить по ящикам в поиске затерявшихся там денег, впрочем, ничего не обнаружив.

«Куда ей идти?» — крутилось у нее в голове, когда она молча проходила обратно к порогу мимо равнодушной матери, когда спускалась по лестнице и когда брела вдоль тротуара, не разбирая дороги.

«К кому?»

19. Глава 18

Даша стояла на пороге квартиры человека, из-за действий которого мать выгнала ее из дома и не представляла, что делать дальше. Тело било мелкой дрожью — от внутреннего ужаса и забравшегося под куртку холода. Поднять руку и нажать на кнопку звонка казалось непосильной, невыполнимой сейчас задачей.

Приправленный униженной гордостью стыд распирал грудную клетку, в шуме потяжелевшего дыхания обрывистым свистом проскальзывали собирающиеся на уголках губ слезы. Безысходность и отчаяние, каких Даша никогда еще не испытывала, превращали в тлен ее и без того слабые попытки успокоиться.

Вернуть себе здравомыслие, когда сознание, словно в вакуум, укутано в сплошной туман и неритмичное, слишком быстрое сердцебиение болезненными колебаниями расходится по телу, не получалось, сколько бы она ни считала собственные вдохи и выдохи. Едва держась на ногах, Даша мечтала слабодушно сдаться: сползти на пол у ближайшей стены и, забившись в угол, как запуганный до смерти зверек, свободно, без оглядки на причины, разрыдаться, однако в ее текущем положении долгая истерика была непозволительной роскошью.

Когда напряжение во всех мышцах грозило обратиться судорогами, она потянулось рукой к расположенному на стене звонку. Раздавшаяся в ответ на ее прикосновение трель заставила Дашу вздрогнуть.

Сделав глубокий вдох и затем медленно-медленно выпустив воздух из легких обратно, она переступила с ноги на ногу. Не открывали до страшного долго, и ожидание лишило Дашу последних крох душевного равновесия.

Наконец, с той стороны металлической двери заскрежетали замками, и спустя секунду подъезд озарило теплом домашнего освещения. На пороге стоял Артем Муратов и очевидно не понимал, по каким причинам вынужден уже три дня подряд видит дочь своего врага.

— Опять ты? — искренне удивился он. — Не думаешь, что ты как-то зачастила?

— Я... — едва начав говорить, Даша была вынуждена умолкнуть: горло свело спазмом, и несколько мгновений она боролась с внезапным онемением голосовых связок, неподвижно уставившись на хозяина квартиры, по-прежнему стоявшего на пороге.

В пустоте этого секундного ступора ее мозг продолжал обработку поступающей информации, безучастно отмечая окружающую обстановку и внешний облик встретившего ее на пороге Артема Муратова. Его влажные и оттого чуть вьющиеся на кончиках волосы, перекинутое через шею махровое полотенце, серую ткань местами прилипающей к его груди футболки, свободные спортивные штаны — все в нем ярко напомнило Даше, насколько ее здесь не ждали.

Артем наблюдал за ее затруднениями, вздернув бровь, и, похоже, не догадывался, в каком состоянии она на самом деле появилось у него на пороге. Впрочем, спустя лишь пару секунд выражение его глаз вдруг резко переменилось, став из забавляющегося напряженным и озадаченным, а затем, одну короткую вспышку озарения спустя, злым:

— Это что? — спросил он требовательно. Даше потребовалось проследить за направлением его взгляда: сумка. Она совсем забыла об оставленной у ног спортивной сумке.

— М-мои вещи.

— Вещи, — повторил он, будто не совсем доверяя услышанному.

— Д-да.

— И что здесь делаете ты и твои вещи?

Впервые в жизни Даше довелось понять, что значит «одолела немота». Мысленно решая заговорить, она тем не менее не могла даже беззвучно пошевелить губами, словно весь ее речевой аппарат схватил паралич. Слезам, однако, ничего не мешало, и те уже катились у Даши по щекам напоказ Муратову.