Мирза же, поднаторевший в мелких коммерческих делишках на волне кооперативной эйфории конца Перестройки, выделялся среди своих сверстников лишь необычным персидским профилем, который выигрышно смотрелся на фоне среднестатистических лиц однокурсников, когда дело касалось покорения сердец беззаботных подружек его молодости.

В РУДН Мирза действительно не учился, хотя для многих это казалось очевидным и заранее определенным путем получения образования и ассимиляции для любого иностранного выходца. Прежде чем его нога ступила на порог Внештрансбанка, ему пришлось в поисках призвания пройти многочисленные и суровые университеты жизни, которые наполнили его память разносторонними и оказавшимися абсолютно ненужными знаниями и навыками.

Свой последний судьбоносный шаг Мирза сделал уже после того, как закончил Институт стран Азии и Африки МГУ, в который попал после долгих мытарств выбора между стоматологическим училищем и геологоразведочным институтом. Несколько курсов обучения в последнем пополнили его и без того богатую и яркую фольклорную коллекцию, зародившуюся еще во времена краснодарских каникул, превратив ее в истинный кладезь матерных частушек, похабных анекдотов, присказок и поговорок. К сожалению, творческие наклонности Мирзы никак не удавалось оценить ни стоматологам, ни геологам, которые последовательно, но небезосновательно утверждали, что эти таланты в их профессии не пригодятся, а нежелание учиться по профилю, несмотря на любовь к долгим полевым экспедициям, увы, не оставляет их нерадивому студенту никаких шансов на успешное завершение обучения. И Мирзу выгоняли. В ИАА, конечно, не было романтики дальних поездок в поисках новых минералов, но обаяние вояжей на картошку последних лет жизни в обществе развитого социализма еще присутствовало. Копание в грязи, антисанитария, необходимость пить сомнительный самогон из еще более сомнительной общей посуды ничуть не смущали молодого Мирзу, но оставили неизгладимый след в его сознании. С тех пор он стал не просто осторожен в вопросах гигиены, а патологически брезглив, со временем дойдя до клинической стадии излишне бережного отношения к собственному здоровью.

Получив диплом, советский иранец, как и все выпускники середины 90-х, прекрасно понимал, что толку от этой картонной книжицы нет никакого, и поэтому с поиском места для применения приобретенных навыков не спешил. Если бы в один прекрасный майский день его однокурсник и будущий коллега не позвал своих друзей по институту на дачу, возможно, поиски, если бы они когда-нибудь и начались, привели Мирзу в какое-то другое достойное заведение, но судьбой ему было уготовано занять особое место в истории именно Внештрансбанка.

На его порог он пришел отнюдь не с пустыми руками. Он оберегал два ящика импортного пива, приобретенного у знакомого барыги по сходной цене в ларьке недалеко от рынка в Лужниках. Дело в том, что самого Мирзу во Внештрансбанке никто не ждал. Его товарищ, также приглашенный за город, с которым они собирались добираться туда вместе на электричке, по воле рока именно в этот пятничный день должен был прийти по рекомендации друзей своих родителей на собеседование в недавно созданный банк. Тащить в кабинет президента банка дефицитное пиво он разумно посчитал бестактным прологом для начала карьеры и поэтому попросил приятеля посторожить ящики внизу.

Приятель особой бережливости к содержимому рюкзаков не проявил и успел выпить банку прохладного чешского напитка, когда охранник, ответив на внутренний звонок, вдруг окликнул его.

– Парень, ты Мирза Сад… Саджáди, что ль?