– Пан все помнит. Но всему свое время.

Соня, не открывая коробочки, ловко спрятала ее под кофточку, махнула рукой:

– Все. Побежала.

Мужчина перехватил ее за руку.

– Так быстро?

– Но там же твой племянник! Он ждет.

Барон резко привлек ее к себе.

– Что я могу для тебя сделать, чтоб все время быть рядом?

– Все время рядом? – переспросила Соня и задумалась. И вдруг предложила: – А если мы сбежим?

Барон опешил.

– Куда?

– Куда угодно. Свет большой.

Лощинский с недоумением и страхом продолжал смотреть на нее:

– А как же дом, дела? У меня ж ювелирные лавки, за ними надо следить.

– Продай. А на вырученные деньги купишь новые лавки в другом месте.

– Ты это серьезно?

Соня весело расхохоталась:

– Шутка! – Пошла прочь. Остановилась, изящно махнула ручкой: – Подумай, пан барон. Может, в этой шутке есть доля истины!

Она проскользнула в приоткрытую калитку, тенью метнулась через двор к дому. Вошла в спальню и увидела Шелома, сидевшего на ее постели. Он поднялся, грозно спросил:

– Ты где была?

– Почему таким тоном? – удивилась жена, снимая с себя теплую кофту.

– Я спрашиваю, где ты была?

– У сестры Фейги. У родственников, Шеломчик… Или ты запрещаешь их проведывать?

– В такое время к родственникам не ходят!

– А к кому ходят? – насмешливо спросила Соня.

Шелом смешался.

– Не знаю! Говори, где была! – повысил он голос.

Жена приблизилась к нему, нежно обняла, заглянула в глаза.

– Вот ты сейчас кричишь на меня, а потом будешь жалеть. Извинись, пожалуйста.

– За что?

– За тон. – Снизу послышался плач ребенка. – Видишь, ребенка разбудил. Извинись.

– Ты правда была у родственников?

– Конечно, я ведь скучаю! С тобой хорошо, но и сестру не надо забывать.

Шелом поцеловал ее в нос, в глаза.

– Извини, Сурочка. Я действительно, наверное, идиот.

– Боюсь, это надолго, – с сочувствием погладила его по голове жена.

Ранним утром Соня стояла у могильной плиты, под которой покоились ее родители, и тихо разговаривала с матерью.

– Знаешь, мамочка, я решилась. Сегодня я покину этот город, покину мужа, забуду навсегда Евдокию и даже родную сестру Фейгу. Ты не можешь представить, как они мне все опостылели. Видеть их не могу… Заберу дочку и начну другую, совсем новую для меня жизнь. Какой она будет? Думаю, интересной. По крайней мере, никто и ничто не будет мне мешать. Я буду свободной. Буду жить так, как хочу. От прошлой жизни у меня ничего не останется. Останешься только ты, моя любимая и единственная мамочка. Я тебя никогда не забуду.

Кормилица старательно пеленала на столике ребенка, Соня торопливо складывала вещи в большую плетеную корзину.

– Что все-таки передать пану Шелому? – поинтересовалась кормилица, недоуменно следя за снующей из комнаты в комнату молодой хозяйкой.

– Он все знает, – ответила Соня. – Скажешь, что уехала в соседний город показать девочку доктору. Ты ведь знаешь, что у нее не все в порядке с животиком?

– Ничего такого не замечала.

– Значит, плохо следила. Скажешь, что к вечеру вернусь.

Соня вошла в комнату мужа, прошлась по карманам сюртуков, висевших в платяном шкафу, выудила из них деньги, быстро сунула их в глубокие карманы своей юбки. Затем принялась обследовать ящики стола и комода, обнаружила припрятанные купюры и там. В итоге денег набралось довольно много – плотная тяжелая пачка.

На улице возле дома уже ждала пролетка, запряженная двумя лошадьми. Кормилица вынесла из ворот тяжелую корзину с личными вещами Сони, передала ее извозчику, проворчала:

– Будто навсегда уезжает.

Пока извозчик пристраивал вещи, Соня с ребенком уселась в пролетку и подняла верх, чтобы скрыться от посторонних глаз. Извозчик занял свое место, ударил по лошадям, и они резво понесли по неровной булыжной улице. Кормилица смотрела им вслед, пока пролетка не скрылась за поворотом. Не спеша перекрестила.