К тому же, вряд ли, друг так переживал бы из-за того, что доступная женщина поменяла любовного партнёра, если она делала это постоянно.

Но факт переживаний друга установлен в сонете 120 и назван там же «адскими муками».

В-четвёртых, правдивые записи уже производятся (сонет 123), но где они?

Будут сделаны потом, когда все события, образующие единый сюжет, завершаться? Значит, из последующих сонетов мы узнаем, как развивался этот сюжет и какое участие принимали в нём друг и возлюбленная?

Другими словами, в сонете 123 Шекспир ставит нас в известность, что его сонеты это – пусть и правдивая, но литературная обработка событий, произошедших гораздо раньше, чем были написаны соответствующие сонеты по их мотивам?

Пока ответов нет, но не на долго. Очевидно, что последующие сонеты либо подтвердят, либо опровергнут эти предположения.

Как видим, пока мы не можем безоговорочно принять ни один из реконструированных сюжетов, т.е. не можем считать возлюбленную поэта и друга ни одной той же женщиной, ни разными, не можем считать, что «старьё» является намёком ни на персонажа, ни на обстоятельства.

Одно корректное объяснение этому – перед нами фантазия поэта – нас не устраивает, мы ищем другое, но также корректное объяснение.

Сонет опять является философским, ведь обращения к адресату нет.

Поэт находится в ситуации осмысления, только что закончившейся, любовной истории, его размышления о роли Любви в отношениях людей разного статуса являются указанием на то, что участники этой истории занимали разное общественное положение.

Верный перевод «the child of state» – «ребёнок статуса», т.е. если положение в обществе определяло бы возможность рождения Любви.

Тогда «трава» и «цветы» как раз и являются разными «статусами», среди которых и предполагалось рождение Любви.

Но тогда было бы невозможно для Любви родиться цветком среди травы, т.е. каждому «статусу» уготована была бы своя «любовь».

Но Любовь – не ребёнок Статуса и Фортуны, т. е. Случайности, а потому перед ней равны все «статусы», и она не случайна.

Любви даны ценности, которые невозможно уничтожить ничем, и она – не раболепие и помпезность.

Всё это доказывает, по мнению поэта, не случайность Любви, протекцию и защиту Любви в этом мире высшими силами.

Это видно в том, что даже самые злостные грешники – «шуты Времени» – умирают во имя Любви, ведь своей смертью они уменьшают пространство Греха и Злобы, т.к. отдают Любви это пространство.

Конечно, ссора друзей не исключена, и могла бы быть причиной отсутствия обращения к другу, но тон и смысл сонета 122, который был написан уже после того, как всё прояснилось с возлюбленной, указывает на то, что поэт не желает разрыва с другом.

В свете вопросов сонета 123, ответов пока не видно.

Хотя сонет 124 и мог бы быть прологом к той «правдивой» истории, которую поэт ранее «клялся» нам поведать.

К сожалению, самой этой истории мы в анализе на адресность так и не увидим.